Поп
Шрифт:
– Как я понимаю, список длинный!
Батюшка кивнул и продолжил:
– Ещё раз разъясняю. Мы подчиняемся митрополиту всех прибалтийских земель и псковских Сергию Воскресенскому. Тот – Сергию Страгородскому, митрополиту Московскому, местоблюстителю патриаршего престола.
– Московскому… А Москва чья? Ага. Служишь немцам, а с оглядкой на Москву. Не выйдет, батёк! Красные вернутся, нас с тобой на одном суку повесят. Что ты на это скажешь?
– Так… Что скажу… Ведь и Христа распяли вместе с душегубами.
– Опять ты про Христа своего. Душегубом меня назвал. А я вот тебе расскажу, расскажу… А ты мне грешки эти мои отпустишь. Работа у тебя такая – грехи отпускать. Мы тут проводили карательные акции. К югу от Пскова. Я лично поджигал дома. Бывало, войдёшь в дом и всех там… А в другой раз живые сгорали. А в одном доме я подошёл к детской колыбели. Она к потолку была привязана на верёвках. Не знаю, мальчик там или девочка. Год или меньше. Хлоп! И детишечка ушла в прошлое. Думаешь, мне не жалко? Жалко. Но работа такая. Мне некогда слюни размазывать. Такие вот у меня… грешки. Ну что, отпускаешь мне их?
– Так ведь ты же не каешься, Владыкин. А так только, куражишься… Какое уж тут прощение! И уходи немедленно, не оскверняй дом мой!
– Эх, не был бы ты под защитой своего полковничка… – Владыкин встал, сгрёб в карман недопитую бутылку, направился неверными шагами к выходу, приметил Еву. – Батёк, а батёк! А твоя приёмная дочка… Якобы сирота-племянница… Часом не жидовочка ли? Смотри у меня!.. Местоблюститель…
72
Поздно вечером шуцманы под руководством Владыкина пришли в дом к родителям Алексея Луготинцева.
– Ваш сын является врагом русского и немецкого народов, – объявил Владыкин. – Скрываясь в лесах, он и такие же, как он, бандиты, совершают террористические акты. Вместо того чтобы выдать нам его местонахождение, вы, по всему вероятию, являетесь его прямыми пособниками. Принято решение арестовать вас!
Их вывели за околицу и там расстреляли в овраге. Засыпали снегом.
– Ну вот, и эти ушли в прошлое, – сказал Владыкин и, кривляясь, гнусно пропел: – Со святыми упоко-ко-ко-ко-ко!
Дом Луготинцевых занял шуцман по прозвищу Ластик – полячок Властислав Овшистко. При нём стал жить вспомогатель Журавлёв, из соседней деревни. И говорили о них нехорошее.
73
С Нового года радиоточка перестала весело сообщать о победах немцев на Волге. Вообще никаких известий не поступало. Весь февраль, в какой час ни включи, играла печальная музыка. Погода стояла мрачная, солнце как будто печалилось вместе с немцами, хотя должно было бы радоваться за нас, русских.
Однажды днём отец Александр прилёг отдохнуть, но только заснул, как сразу и проснулся, почувствовав в своей комнатке чьё-то присутствие. Он открыл глаза, стал оглядывать комнату и увидел на стене солнечного зайчика.
– Кто же это шалит? – с улыбкой спросил он, ожидая вскоре увидеть кого-то из своих приёмышей с зеркальцем. Но дверь была закрыта, окно занавешено, а за окном – хмурый день, как и был с утра. Тут отцу Александру стало страшновато. Он лежал и испуганно смотрел на солнечное пятно, стараясь постичь источник его возникновения. Некоторое время солнечный зайчик не шевелился. Затем стронулся со своего места, пополз по занавеске, переместился на потолок, остановился там, словно сверху глядя на лежащего в своей кровати священника. И тут отец Александр осмелился тихонько спросить:
– Одолели?
Сразу после этого солнечный зайчик на потолке задрожал, подпрыгнул, скакнул в сторону и исчез! Сколько батюшка ни оглядывал комнату – нигде нет зайчика… Он встал, оделся, приступил к утренней молитве, но то и дело посматривал: где ты, солнечный зайчик? Но тот больше так и не появился.
Вскоре пришёл Торопцев.
– Что случилось, Николай Николаевич? – спросил батюшка.
– Говорят, немцы под Сталинградом…
– Каюк?
– Ага, каюк, батюшка!
– Кто говорит?
– Шуцманы вчера перепились и проболтались.
– Слава Тебе, Господи!
74
В самом начале поста Владыкин завалился в дом к отцу Александру и спросил у Евы:
– А где остальные?
– Известно где, в храме, – ответила Ева.
– А ты почему одна?
– Ужин детям готовлю.
– Ну так и меня покорми.
Владыкин уселся за стол. Ева налила ему тарелку постных щей.
– Это чего за вода? – недовольно принюхался Владыкин.
– Щи постные.
– Гадость. Мяса дай!
– Какое же мясо? Страстная неделя. Великий пост ещё…
– Знаю я вас! У вас круглый год посты. А по ночам мясом да яйцами обжираетесь. Мяса, говорю, дай! Не слышишь? Мужику – мяса!
Ева убежала. Владыкин нашёл её в другой комнате. Вознамерился.
– А ну-ка, не бойсь, пойди ко мне.
– Подойдёшь, глаза выцарапаю! – ощерилась Ева.
Владыкин струхнул:
– Больно надо! Ишь, глазищи жидовские! Великий пост!.. Знаю я, почему ты свинину не жрёшь.
Вдалеке заслышались голоса отца Александра и матушки. Владыкин поспешил уйти, бросив напоследок:
– Доберусь я до тебя!
75
Наступила весна. Пасха в том году была поздняя, по старому стилю двенадцатого, а по новому – аж двадцать пятого апреля. Давно не заглядывал в Закаты полковник Фрайгаузен, а тут вновь Великим постом объявился.
– Что, Иван Фёдорович, опять на то же место поедем? – весело спросил его отец Александр.
– Пожалуй, нет, дороги раскисли, – возразил полковник.