Поп
Шрифт:
– Даже Ева есть, – тихо рассмеялся отец Николай Гурьянов, стоя неподалёку и внимательно прислушиваясь к разговору.
– Выкрестушечка, – пояснил отец Александр. – Ага, была даже не помню как, Хива… а, Хава! Ну конечно, по-ихнему Хава, а по-нашему, по-правильному, Ева. Так я её окрестил. Вельми старательная христианка получилась. И даже в чертах лица ничего еврейского не осталось. Вот до чего! А вообще, у меня все приёмные детки хорошие. Озорничают, конечно, по молодости лет, но Закон Божий твёрдо знают, помощники у меня во всём. Такие славные птенцы оперяются под моим крылом! Особенно мальчик Коля. Да что там, все очень хорошие. Даже не берусь сравнивать. А вы просто так любопытствуете или с какой корыстью?
– С корыстью, отец Александр, – ответил экзарх.
– Слушаю.
– В Латвии, в городе Саласпилсе есть детский концлагерь.
– Детский? Да как же это?
– Немцы туда свозили детей казнённых родителей.
– Цари Ироды!
– Нам удалось наконец выпросить этих детей.
– Отдают? Я возьму, конечно возьму! Кого людям пристрою, а нет, то своё семейство пополню! – горячо заговорил отец Александр. – Уж кому, как не мне, знать, что такое концлагерь. А каково там бедным детям!
– Вот, отцы! – сказал митрополит. – Четверых родил, шестерых чужих приютил, и ещё готов взять. Сбывается, отец Александр, твоё юношеское пророчество, что будешь богат детьми.
– Мы все возьмём детей из Саласпилса, – сказал незнакомый отцу Александру совсем молоденький священник. – Кого себе, кого прихожанам пристроим. Когда можно туда поехать?
96
Домой в Закаты отец Александр возвращался весьма не один.
Всё его существо рыдало, а сам он себе не мог позволить при этом поплакать, чтобы не расстроились дети, которых он вёз из лагеря в Саласпилсе. Трёх мальчиков и трёх девочек дали ему для устройства – десятилетнего Диму, восьмилетних Олю и Павлика, семилетних Лену и Витаса, и Галю пяти лет. То, что довелось отцу Александру увидеть в Саласпилсе, раздирало его душу на части. Жалобные, тощие, изможденные и больные подростки и совсем дети, руки пронумерованы, лица серые, бескровные, глаза, полные боли и страха. И сейчас в машине, которую выделил экзарх, они ехали всю дорогу от Латвии до псковских земель молчаливо, безрадостно. Каждый из них уже знал, что рано радоваться нельзя. И только Леночка иногда задавала вопросы:
– Дедушка, а мы куда едем?
– Я же вам говорил, что будем жить вместе в селе Закаты. Очень хорошее село, люди там добрые, хорошие. Места очень красивые.
– А немцы там есть?
– Немцы есть. Но они вас не тронут.
– Дедушка, а есть такое место, где нет немцев?
– Есть, конечно. И много таких мест.
– А можно мы туда поедем?
– Поедем, но сначала поживём в Закатах.
– А почему?
– Потому что там у меня дом. И дома других людей, которые вас к себе возьмут. Там мой храм Божий, вы все будете в него ходить.
– Дедушка, а можно ты меня возьмёшь?
– А вдруг тебя очень захочет кто-то другой к себе взять?
– А я всё равно к тебе хочу.
– Ну ладно.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– А храм это не страшно? Там не будут кровь брать?
– Зачем же! А у вас брали кровь?
– Да, у нас у всех детей немцы брали кровь. Они говорили, что у немецких детишек не хватает крови, и потому мы должны своей кровью поделиться.
Отец Александр сжался весь, чтобы не зарыдать. Аж кадык заломило от невыносимой боли. А Леночка продолжала надрывать его сердце:
– А некоторые дети потом умирали, потому что у них своей крови становилось мало-мало. Дедушка, а почему у немецких детишек не хватает крови?
– Не знаю, деточка. Ты о них теперь не думай. Больше никто не станет у вас брать кровь. Я вас не дам в обиду.
– А вы не врёте? – вдруг сурово спросил Дима.
– Я никогда не вру, потому что я священник. И у нас в Закатах храм святого благоверного князя Александра Невского. Слыхали о таком? И ещё у нас школа. Я там преподаю Закон Божий, а ещё много хороших и полезных предметов преподаётся. Физика там, математика, русский язык, литература, немецкий язык…
– Я немецкий учить не буду, – гневно объявил Дима.
– Ну и напрасно. Немцы есть плохие, а есть хорошие. Это вы случайно к плохим попали. А у нас в Закатах немцы в основном хорошие, не злые, и детей не обижают. А скоро немцы уедут… Только это пока ещё тайна, и вы, смотрите, не проболтайтесь, что я вам её выдал, а то мне плохо будет. Ладно?
– Ла-а-адно, – хором откликнулись дети и немного повеселели.
– Дедушка, а можно я тоже у тебя жить буду? – спросил Дима.
– Да у меня уже есть один сын Дима, – покраснел батюшка. – А там, в нашем селе, другие люди вас ждут, ещё лучше, чем я. И Торопцевы, и Комаринские, и Чеховы, и Дорофеевы, и Петровы, и Прокловы. Они ещё из-за вас спорить будут, кому кого взять.
– Точно не врёшь? – спросил Павлик.
– Вот тебе истинный Господь Иисус Христос! – осенил себя крестным знамением отец Александр.
Это произвело на детей сильное впечатление, и они ещё больше взбодрились. Последний километр дороги так и заваливали батюшку вопросами:
– А собаки там есть?
– Есть, но они не злые.
– Не злых собак не бывает.
– Увидите.
– А покушать там дают?
– Сколько угодно.
– А бить будут?
– Никогда!
– А Закаты это что?
– Это у нас в селе солнце всегда очень красиво вечером садится. Уходит за озеро, на котором в тысяча двести сорок втором году великий князь Александр Невский разгромил немцев, которые шли на Русь. Утопил их в озере. Они там под лёд провалились.
– Все?
– Очень многие.
– Эх, жаль, что не все!
Когда въехали в село, дети жадно вглядывались в окна автомобиля.
– Вот оно какое, наше село Закаты, – торжественно объявил отец Александр. – Нравится?
– Очень.
– А вот уже виден наш храм святого Александра Невского. Видите, какой нарядный, высокий. Нравится?
– Вот тебе неистовый Господь Иисус Хлистос! – громко ответила Галя и размашисто осенила себя крестным знамением. И батюшка так растрогался, что подумал: «И эту к себе возьму!» Но тотчас вспомнил, что встреча с матушкой будет нелёгкая. Когда же подошёл этот решающий час, отец Александр первым делом объявил:
– Матушка! Это не нам дети, а раздадим по прихожанам!
– Здра-асьте-пожалте! – почти рассвирепела Алевтина Андреевна. – Ты попробуй котят раздай, когда кошка окотится, а тут дети. Прямо так тебе и расхватают!