Попаданец на гражданской. Гепталогия
Шрифт:
Настена бросилась к мужу, что застыл у вешалки, раскачиваясь, как маятник на старинных часах. Прежде аккуратный, бережливый, чех сейчас пачкал свежей побелкой свою шинель.
– Что с тобою, родной? Ты не заболел, часом?
Только сейчас женщина разглядела в полумраке прихожей, едва освещенной падающим из кухни светом от керосиновой лампы, как сильно дрожат руки мужа. Как его крепкие пальцы, сгибавшие крепкие гвозди, не могут расстегнуть на шинели крючки.
– Дзержинского утром в Варшаве убили… Бомбами охрану закидали, а самого из пистолетов изрешетили… – глухо, с прорвавшимся
– И что же?! – искренне изумилась жена, ее глаза недоуменно сверкнули. – Ты жалеешь этого упыря, что всю Россию кровью залил?! Да что с тобой случилось, родной?
– Да плевать я на него хотел!
Иржи почти кричал, но еле слышным шепотом, как делал всегда, боясь разбудить уснувшую в колыбели дочь.
– Вечером нас всех чекисты собрали, рассказали о покушении. Телеграмма им из Москвы пришла…
– И что?
Женщина пристально посмотрела на мужа, но тот впервые за год супружеской жизни отвел глаза в сторону. В этой немой виноватости она сразу почувствовала недоброе и крепко вцепилась двумя тонкими руками в шинель. Тряхнула мужа изо всех сил:
– Что ты молчишь?!
– Мы их всех расстреляли, всех, Настя… – тихо произнес муж, глотая потекшие из глаз слезы. – Приехали в тюрьму, там весь двор людьми забит. Поляков набрали, заложников. Там и пан Ярослав был, что нашу доньку лечил. Девчонки молоденькие, гимназисты, торговцы… Офицеров и жолнежов там не было, видно, их давно всех извели начисто. Люди, обычные люди… А мы по ним из трех пулеметов ударили… А они кричали, молили… Мы их убили, Настя, убили…
Иржи говорил со всхлипами, медленным тягучим голосом, совершенно не похожий на самого себя.
– Что?!
Женщина не поверила, да и как такое было возможно – чтобы ее добрый Иржи вот так запросто покрошил невинных людей пулями?! Но, внимательно взглянув в помертвевшее лицо мужа, в блестящие от застывших слез глаза, она поняла, что это не пустые слова, а самая доподлинная правда, кровавая и страшная.
– Как ты мог?!
В эту секунду Настена возненавидела мужа – редкая женщина не возмутится, когда узнает, что ее любимый муж стал палачом. И эти сильные, но нежные руки, что ласкали ее до умопомрачения, носили по комнате дочь, сегодня безжалостно нажимали на спусковой крючок «Льюиса», а пулемет, захлебываясь очередями, выплевывая струи смертоносного свинца, крошил мечущихся в ужасе людей.
– Как смог?! А вот так! – Муж истерично засмеялся, захлебываясь кашлем, будто старый ворон, без сил опустившись на пол. – Чекисты сказали, кто из нас не станет стрелять по врагам революции, немедленно разделит их участь! Вместе с семьей!
– Боже мой…
Настену пробил холодный пот, липкий страх пополз змеей по душе, старые воспоминания обрушились в памяти лавиной, те самые, от которых она старалась убежать. И, не выдержав чудовищного напряжения, женщина засмеялась, взахлеб, с истеричными нотками.
– Стоило бежать от большевиков из Сибири, если они пришли за нами сюда… Зачем, я тебя спрашиваю?!
– Это наш крест! – глухо произнес капрал. – Со злом нужно
– Это так!
Неожиданно Настена стала спокойной, утерев платком слезы. И нежно, чего Иржи никак не ожидал от нее, вытерла ему лицо и, прижавшись к мужу, крепко обняла его рукою, спросила твердым голосом, в котором чувствовалось скрытое напряжение:
– Кто проводил аресты и брал заложников? Русские?
– Нет, мы… Да еще были солдаты караульной роты, там много наших бывших легионеров служит. У чекистов были списки, видно, заранее подготовили…
– Ах, вон оно что выходит!
Женщина уже совершенно успокоилась – не время предаваться скорби, ведь у смерти две страшные чаши, спасая родных, ты должен понимать, что тем самым обрекаешь на смерть других. Иржи не мог поступить иначе. Она крепко-накрепко прижалась к мужу, лаская ладонями. Так прошло несколько минут, и капрал перестал всхлипывать.
– Я не виню тебя, родной, – выбора просто не было, ко многим смертям добавились бы еще три. Оно того стоило?! Мы расплачиваемся за собственную трусость – ты правильно сказал, но нужно думать о будущем. Ты понимаешь, чего добились чекисты?
– Еще бы не понимать! – Колер скривил губы. – Теперь в Тешине поляки будут мстить нам, чехам! Мы ответим – и узел взаимной вражды затянется еще туже…
Бремен
На окраинах еще продолжалась перестрелка, но Фридриху-Вильгельму уже стало ясно, что ожесточенная борьба за значимый город Германии, центр северо-западных земель, окончена. Прорвавшиеся красные части отброшены, окруженные в городских кварталах «спартаковцы», поднявшие восстание, почти полностью уничтожены.
– Ваше высочество, эта первая победа над большевиками воодушевит наши войска!
– Я тоже так считаю, Андреас, но нам еще предстоит долго сражаться. Ты был прав – красные очень сильны, но не столько солдатами, а своими воистину разрушительными идеями. Под их знамена стекается масса наших соотечественников, мы деремся с такими же немцами, что тоже умеют воевать, и очень хорошо.
– А как иначе, ваше высочество, – среди них огромное множество солдат, что прошли мясорубку на Западе или подхватили революционную заразу на Востоке!
Шмайсер говорил абсолютно бесстрастным голосом, холодным и расчетливым, но тем не менее живым.
– Кстати, и вы уже являетесь тем победным знаменем, под которым собираются наши офицеры и солдаты. Теперь нужно правильно ими воспользоваться, и тогда ваши шансы вернуться на имперский престол значительно возрастут.
Кронпринц только пожал плечами – лести в этих словах не прозвучало. Эти два с половиной месяца он провел, не зная ни полноценного сна, ни отдыха. И было отчего так беспокоиться – рейхсвер, как организованная сила Веймарской республики, фактически перестал существовать, от семи пехотных и трех кавалерийских дивизий, столкнувшихся в сражениях с тридцатью красными, остались жалкие ошметки. Судьбу погибшей армии разделил и ее создатель генерал фон Сект, военный министр.