Попаданец Павлик Морозов
Шрифт:
— Вот, Свету привел, — сказал я, — Света, беги к себе. Я тоже пойду.
Я оглядел застолье и подумал, как странно складывается власть в эти годы. Внешняя торговля под управлением Арона Розенгольца. Государственный Банк и все оставшиеся от российской империи ценности находились в распоряжении Льва Мариазина, продукты питания — у Моисея Калмановича. Место наркома транспорта, и путей сообщения досталось Лазарю Кагановичу. Управление строительными материалами — Самуилу Гинзбургу. Вся металлургия страны была в руках А. Гуревича, «экспортхлеб» — у Абрама Кисина, «экспортлес» — у Бориса Краевского. Торговой палатой СССР правил Самуил Брон.
В боьбе с религией специалистом оказался некто Губельман-Ярославский. Вот уж поработал огнём и мечом!
Но мои антисемитские размышления прервал противный тенор усатого. Оказывается, он все это время рассказывал про меня:
— … я ему и говорю, что нехорошо комсомольцу по ресторанам шляться и червонцами раскидывать.
Гнев заставил меня совершить ошибку.
— Комсомольцу раз в год полакомиться мороженным пусть и в ресторане грех не большой, — сказал я громко. — Мы с семьей жили в Метрополе, поэтому я туда и захожу иногда. А вот хорошо ли коммунисту таскать из этого ресторана пакеты с жратвой?
— Я — Ягода, — возмутился сплетник, — я там свой паек получаю, как и другие высшие офицеры правительства. А ты, сопляк, наркомпросовские деньги проматываешь по кабакам, которые тебе на учебу выделяет государство!
Мой мозг заработал с бешеной скоростью, восстанавливая данные из истории родного КГБ.
— Уважаемый Иегуда Енох Гершонович? Ой, простите, Генрих Григорьевич, вы же в семье ювелира выросли, привыкли ни в чем себе не отказывать… Фотки с голыми бабами, которое вы дома смотрите, тоже в паек государственный входит?
— Как ты смеешь, молокосос! — взвился усатый.
— Смею! — буквально заорал я. И продолжил, обращаясь к Сталину: — Вы представляете, дядя Сталин, на Беломорканале пришлось прихлопнуть несколько зеков, они Веру Инбер пытались изнасиловать, так вот один из них признался, что пытался обнести квартиру комиссара Ягоды, и что там товаров как в большом промтоварном магазине. Шуб одних двадцать штук, золото, троцкистская литература, драгоценности, костюмы, одних чулок шелковых и фильдеперсовых заграничных почти двести пар [103] , открытки с голыми бабами и — не поверите — резиновый уд…
103
При обыске найдено чулок шелковых и фильдеперсовых заграничных 130 пар.
— Что резиновый? — спросил кто-то из-за стола.
— Уд, ну хуй искусственный из резины. Когда у самого не стоит, чтоб бабам приятно делать. У нас в деревне для этого морковку использовали.
В комнате наступила мертвая тишина. И эту тишину прервал раскатистый хохот Хозяина.
Через два часа я вновь находился у Николая в кабинете. Судьба не хотела разлучать меня с комитетом государственной безопасности. После моего спича на обеде у Иосифа Виссарионовича, специальные люди съездили на квартиру к Ягоде и вскоре телефонировали, что все подтвердилось. Ягоду отвезли в тюрьму, а меня к начальнику отдела Крылову. Тот подробно распросил меня про слова зека, но я привычно претворился недотепой. Ну зек, ну какой из четырех — откуда я знаю.
«Должны давно их похоронить, а дела личные могут и не иметь подробностей. В любом случае, хоть один из четырех, да воровал в Москве — не может же мне так не повезти».
Как я выкручусь, если не повезет — даже представить себе не мог. Все что наработал может рухнуть!..
Глава 39
Не все кончилось благополучно. Единственно, меня и моих комсомольцев решили наградить именным оружием. Ну, у меня так и остался мини-револьвер, с которым на Беломорканал ездил, только на щечку прикрепили бронзовую табличку с надписью: «Павлу Трофимовичу Морозову за воинскую доблесть». Парням выдали небольшие бельгийские браунинги с гравировкой по никелированной поверхность: «ЮДМ». Но, как говорится, Sero molunt deorum molae, molunt autem tenuite — Жернова правосудия мелют медленно, но они мелют более тонко…
…Меня привели к Сталину два чекиста, выдернули прямо с урока в МГУ и доставили в кабинет. Иосиф Виссарионович сидел за массивным столом и листал какие-то документы в веселенькой сиреневой папке. Потом поднял голову, взглянул на меня, спросил:
— Говоришь, вор рассказал. Из тех четырех воров ни один ни разу не был в Москве? Как объяснишь?
«Опять мои мысли зажужжали, пытаясь экспромтом решить задачу, которую боялся все эти дни. Сперва я думал сослаться на его усики „A-la Гитлер“, потом нашел инфу, что Коба благосклонен к Адольфу и даже хвалил того за решительность. И даже вспомнил, что Гитлер якобы приезжал в СССР в 1935, какие-то дела решал кулуарно со Сталиным».
— Все эти данные составлены по показаниям самих воров, кто верит ворам… — попытался я оправдаться.
— А то, что при обыске никаких шуб не было?
— Возможно уже раздарил или продал, вор то когда был-то, давно.
— Ты, бичо, что-то не правильно говоришь. У меня такое впечатление, что ты врешь.
— Даже если и вру, — наконец решился я, — так и не зря соврал — враг этот Ягода?
— Враг, он враг. Троцкист. Скрытый Троцкист. Но врать ты не должен. Мне не должен. Рыбе можешь врать, кому-то можешь врать, мне не можешь. Понятно!
— Так точно, дядя Сталин. Никогда! Простите!
— Хорошо. Поверю. Очень дочке с тобой играть нравится. Пока поверю. Я тоже соврал — были шубы, дорогие. Много. Тебя проверить хотел. Называется — на пушку взял.
Сдерживая гнев, Шереметьев отметил местный воровской жаргон, ибо «пушка» — «револьвер, пистолет».
Но ничего еще не кончилось. Сталин хотел знать, откуда мальчик знал такие точности, как порно-открытки и резиновый член. Роман, несмотря на высокое образование и дворянское происхождение, не был силен в игре блиц, хотя имел уверенный первый разряд по шахматам. Как боевик он был стремителен и горазд на неожиданность, но в интеллектуальных поединках тормозил. И он не нашел ничего лучше, чем сказать, что узнал все это гораздо раньше в полуподвале от безногого вора, ивана. Якобы, как помощник в МУРе хотел внедриться в воровское сообщество и потом из сдать оперативникам, но был раскрыт и вынужденно расстрелял всю компанию. И побоялся о своем самоуправстве доложить.