«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го
Шрифт:
— Тебе говорили, что ты доп…я? Говорили. Вот и случился великий день, когда твой язык привел тебя в интересное положение. Либо ты утонешь, либо… — Он замолчал и задумчиво уставился на свой сейф. Приняв какое-то решение, Мартынов подошел к сейфу, налил себе коньяка, выпил и, снова убрав все в сейф, вернулся за стол.
— Товарищ старший майор! Да что случилось-то? — Я всерьез занервничал.
— Ничего не случилось, Андрей, ничего. Вчера Лаврентий Павлович сообщил товарищу Сталину, что сотрудник НКВД Стасов, являющийся пришельцем из будущего, рассуждал на тему излишней доброты товарища Сталина к врагам государства. Особенно в национальных вопросах и структуре партии.
П…ц! Я сидел и думал. Сейчас меня грохнут или попозже? Или ограничатся водворением в камеру, без права выхода?
— Рассуждал, Андрей? —
— Так когда это было, товарищ старший майор?!
— Когда бы ни было! Главное то, что это было!!! — Мартынов хлопнул по столу, жестко взглянув мне в глаза. — Сам был должен понимать, о чем говорить, а о чем…
— Александр Николаевич! Я же правду говорил! А зачем товарищ Берия рассказал об этом?
— Правду, правду… — проворчал Мартынов. — Пойми, Андрей, что люди уровня Лаврентия Павловича в таких делах НИЧЕГО не делают просто так. Если он сообщил о твоих рассуждениях именно сейчас, значит, ТАК НУЖНО! Короче, так, товарищ старший лейтенант. К семнадцати ноль-ноль подготовьте рапорт на имя наркома НКВД товарища Берия. В рапорте вы должны отразить все, что вы считаете «излишней гуманностью товарища Сталина». Помимо этого, вы должны отразить ваше виденье решения этих же вопросов, желательно с обоснованием ваших гипотетических действий. Вам все ясно, товарищ старший лейтенант? Выполняйте!
Сказать, что вернулся к себе я охреневшим, — значит не сказать ничего! Отмахнувшись от вопросов ребят, я взялся за рапорт. Не зря говорят, что п…ть — не кули ворочать! Одно дело болтать о неправильности тех или иных действий (по твоему мнению) руководителя страны, и совсем другое — обоснованно предложить свое решение. Ладно. Что будет, то будет! Напишу так, как считаю, а там — как кривая вывезет! Успокоившись и приняв решение, я взялся за ручку. Начнем с внутренней политики. С Кавказа… Блин. Как бы сейчас пригодился Интернет! А так… слишком мало помню. Черт с ним. Посчитают нужным — вытянут все на эту тему. Благо, что теперь еще Максимов есть. Значит, начнем с Нагорного Карабаха, вернее, включение армяноязычного района в Азербайджан. Теперь о «великом вайнахском народе». Пока с ними Иосиф Виссарионович ничего не делал, но я знаю, чем закончилось переселение этих гадов. Горцам будет приятно осваивать плато Путорана. Красиво там, просто сказка! Глядишь, работать научатся. Крымские татары… этих переселить на Новосибирские острова. Остров Котельный просто создан для них! Пусть наслаждаются и дальше морским климатом. Прибалтика. С ними посложней. Хотя… Поселить с вайнахами, и все дела! Пусть между собой решают — кто из них круче. А нех было Дудаеву рукоплескать! Теперь что касается самой России. Отменить все национальные образования! Никаких АО, республик и тому подобного. Незаметно для себя увлекся. Вернулся к реальности, когда меня хлопнул по плечу Зильберман:
— Мартынов звонил, ждет тебя с бумагами.
— А? А сколько времени? — Я огляделся.
— Половина пятого. — Яша глянул на часы и покачал головой: — Ну ты заработался…
— Заработаешься тут. Когда хрен к заднице на толщину трусов подкрадется, еще больше пахать будешь. — Я глянул на стопку исписанной бумаги, лежащую передо мной. Ни фига понаписал! Ладно, поздно вникать в свою писанину, тем более что я и так заканчивал. Сложив бумаги в папку, я направился к Мартынову.
Александр Николаевич взглянул на принесенную папку, хмыкнул, мельком посмотрел несколько листов и вздохнул:
— Иди домой, Андрей. Выпей водки и ложись спать. Лицо у тебя… — Он покачал головой и махнул рукой, давая понять, что я свободен.
Интерлюдия.13.07.1942 г., кабинет наркома НКВД Л.П. Берия
— Ты сам-то читал? — Лаврентий Павлович кивнул на папку. — Или не глядя принес?
— Мельком посмотрел, Лаврентий Павлович. — Мартынов отставил кружку с чаем и, достав папиросы, вопросительно взглянул на наркома. Получив разрешение, он закурил и, выпустив облако дыма, продолжил: — Много интересного, но и бреда хватает.
— А что ты понял из прочитанного о Стасове и вообще? — Берия неопределенно покрутил пальцами, будто ловя что-то неуловимое.
— Что понял? Что Стасову небезразлична судьба страны, — Мартынов пожал плечами. — В чем-то он наивен, в чем-то ошибается, в чем-то прав.
— Эх, Александр Николаевич.
Мартынов взял листок, протянутый ему наркомом, и вчитался. М-да. Такого даже при Ежове не было. У Стасова с головой в порядке? Видимо, он произнес это вслух, потому что нарком ответил:
— Нормально у него с головой. Нормально. И многое из того, что предлагает, — вполне действенные меры, которые ведут к одной цели: исключить возможность уничтожения СССР. Над этим рапортом еще работать и работать. Давай, Александр Николаевич, иди. А я еще посижу. Подумаю.
Вчера, послушавшись Мартынова, я «принял» водочки и завалился спать. Правда, со «снотворным» я перестарался, поэтому утром чувствовал себя весьма паршиво. Голова просто раскалывалась, во рту ночевало стадо мамонтов, не меньше! И на хрена я вчера столько выжрал, спрашивается? В ванной, увидев свое отражение в зеркале, я даже вздрогнул. Настолько в этот момент я походил на одного знакомого из прошлой жизни. Еще до армии, подрабатывая на летних каникулах грузчиком на овощной базе, я столкнулся с интересным типом. Не знаю его имени, но все звали его Скупа. Невысокий худощавый мужичок, весельчак, балагур и «идейный алкоголик». Именно так он называл себя. Несколько раз его за пьянство отправляли на лечение от алкоголизма в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий, по сути — тюрьма для алкоголиков). После загула он выглядел как мое отражение в зеркале. Вспомнилась одна из его присказок: «Наша попа как резина, не боится сульфазина». Не-е. Водка — зло! Вернее, не водка, а неумеренное потребление оной. Определившись, что пить нужно меньше, я привел себя в порядок, поздоровался с пришедшими за мной сержантами и отправился на службу. Как ни странно, никто меня никуда не дергал. Ни Мартынов, ни тем более Лаврентий Павлович. Мартынова вообще не было на месте, а к наркому я и сам не лез. Поэтому спокойно занимался работой с бумагами. Так же спокойно прошел и следующий день. Уже вечером 15-го числа, около шести часов, появился Мартынов. Внимательно осмотрел наш коллектив, который дружно уставился на отца-командира в ожидании приказов. Видимо, осмотр прошел нормально, потому что Мартынов удовлетворенно кивнул и объявил:
— Орлы! Слушай приказ. С завтрашнего дня временно исполняющим обязанности заместителя специальной группы, то бишь моим, назначается старший лейтенант Зильберман. Временно, на период служебной командировки старшего лейтенанта Стасова. Все могут идти домой, а ты, Стасов, за мной.
Придя в кабинет Мартынова, я вопросительно посмотрел на командира. Тот хмыкнул и откинулся на спинку стула:
— Послезавтра ты в сопровождении группы сотрудников госбезопасности, прокуратуры и МУРа выезжаешь в Ростовскую область. Вы будете участвовать в работе спецкомиссии по расследованию преступлений фашистов на временно оккупированной территории. Завтра познакомишься с группой, пройдешь инструктажи и т. д.
— Товарищ старший майор! Какой из меня дознаватель?! Вы чего?! — Я обалдел. Ожидал чего угодно, но только не такого!
— Это приказ, товарищ старший лейтенант! — Мартынов жестко пресек мое возмущение. — Вы свободны!
Интерлюдия.14.07.1942 г., Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина
Лаврентий Павлович внимательно наблюдал, как Сталин, прочитав последний лист рапорта Стасова, откинулся на спинку стула. В глубокой задумчивости Вождь открыл коробку папирос, взял трубку и начал набивать ее папиросным табаком, переламывая и разминая папиросы пальцами. Продолжая сохранять молчание, Иосиф Виссарионович раскурил трубку, сделал несколько затяжек и встал. Продолжая окутываться клубами дыма, Сталин стал прохаживаться по кабинету, мягко ступая по ковру. Подойдя к окну, он пару мгновений смотрел в него и неожиданно для наркома спросил: