Попаданец в себя, 1960 год
Шрифт:
«М-мор-р-розит-т, — бормотал я, — мамины руки подносили к губам кружку с теплым настоем и её голос утешал: потерпи, сынок».
Потом было долгое забытье и как-то утром проснулся рано и весело…
Глава 9
Очередная ангина сменилась здоровьем, я весело соскочил с папиной кровати, на которой болел, и прямо в байковой ночнушке пошел на кухню, к маме.
— Мама, — сказал я, — скоро Новый год, вы еще ёлку не покупали.
— Иди обуйся, —
Выяснилось, что я забыл полгода своей жизни. И как в иняз поступал, и как в экспедицию ездил, и как в газете публиковался. Мама с братом объяснили, что все это время я был не похож на себя, а лечь к невропатологу отказывался.
— Наверное на тебя смерть отца так повлияла, — сказал брат. — Ты даже во двор играть с пацанами ни разу не ходил за это время.
Очень странное ощущение. Забыл — не забыл, а худо мне. Плакать хочется. И удивительно — ну на фига я в иняз сунулся, если «спикаю» с трудом. Брат говорит будто я в беспамятстве бойко болтал на инглиш, вот прикол. Как в фантастике их журнала «Химия и жизнь», про возможности человеческого мозга. Придется в психушку ложиться к соседу-профессору.
— Мама, — сказал я, не буду в психушку ложиться, меня потом с этой справкой в армию не возьмут, что я, как какой-то убогий, буду с белым билетом!
— Твои братья тоже не служили, так не рассыпались, вон какие здоровые.
— Так у них зато военная кафедра была, вон Лялька из пушки стрелять научился. А я вообще в погранвойска хочу, да!
— Тоже мне, пограничник сопливый, учиться будешь, завтра пойдешь и справку отнесешь в институт. Твоя бабушка пять языков знала, а ты совсем недавно хорошо говорил, значат опять вспомнишь.
— Ма, какие бабушка пять языков говорила? Армянский и французский — она говорила, А еще какие?
— Еще турецкий, грузинский и немецкий.
— Не фига себе, бабка была! Я плохо её помню. У нее леденцы клевые были, это помню. Ма, я во двор на полчасика, приду — поем.
Мама ворчит про неевшего скелета, кожей обтянутого, а я ссыпаюсь по лестнице во двор. Это сколь я не был тут, если полгода в беспамятстве провел! У нас двор хороший — аж на три дома. Первый наш, для врачей сосланных в Сибирь, говорят вообще первый пятиэтажный дом в Иркутске. Наш город — он больше купеческий был, да еще и для декабристов, дома больше двух-трехэтажные, деревянные на кирпичной основе, из лиственницы вымоченной — вечное дерево. Второй дом для инженеров и всяких там физиков, его всего год как построили. И третий тоже старый, в нем офицеры живут от майора и выше. У них гаражи не такие как у нас, а просто металлические. А чё, кто последний пришел — тому обглоданный мосел. А у нас гаражи одним рядом, теплые, с ямами. Там и мой «турист» [23] стоит трехскоростной. подарок на шестнадцать лет, папа покупал за аж 700 рублей старыми.
23
Велосипеды «Турист» — серия советских дорожно-туристических и спортивно-туристических велосипедов, выпускавшихся Харьковским велосипедным заводом им. Г. И. Петровского.
Иду за дом на детскую площадку, где беседка, качели и песочница для мелких. На этих качелях мне недавно удалось прокрутить солнышко, а другие мальчишки его давно крутят. Все же я немного ссыкун. Обидно!
(«Солнышко» — это полный оборот вокруг перекладины, к которой крепятся качели. Под воздействием центробежной силы качающийся накрепко «сливается» с сиденьем качелей. Если же любитель скорости и высоты не очень силен физически и на мгновение потеряет контроль над своим телом, он рискует на всю жизнь остаться инвалидом).
Вечером в этой беседке мы иногда с девчонками обжимаемся. Кеша приносит радиоприемник на батарейках и можно слушать иностранную музыку. Если есть деньги, то бутылка сухого или пиво. Тут мы никому не мешаем, вокруг домов нет, только вдали хибара дворника, который и за сторожа и за плотника. А водопроводчик Моисеевич в первом подъезде живет. У него квартира маленькая, угловая, всего три комнаты. А у нас целых шестьдесят шесть квадратов, не считая кухни, двух коридоров и кладовки. Я в этой кладовке пленку проявляю и фотки печатаю.
А бабушку я не так и плохо помню. Рядом с папиным кабинетом была комната бабушки. Вернее, комнатка. Возможно, эта комната была и большая, но из-за бабушкиных вещей казалась маленькой.
Треть комнаты занимал сундук. Такой сундук, в котором можно было бы жить, если б бабушка разрешила. Сундук запирался фигурным ключом, замок был с музыкой: когда бабушка поворачивала ключ, замок играл «Эх, полна, полна коробочка, есть и ситец и парча…».
Сундук был полон сокровищ. Там была жестяная коробка с сосательными конфетами монпансье, вся разукрашенная, как шкатулка. Там было домино из сандалового дерева, это дерево и все, что из него сделано, пахло загадочным запахом. Там был альбом, в котором на коленях молодой бабушки сидела девочка с косой — моя мама. Там была коробочка из под ваксы, на которой был нарисован черт во фраке, изо рта у черта выходила надпись: «Мылся, брился, одевался, Сатана на бал собрался». Там были старинные куклы с фарфоровыми лицами, в которые даже я не отказался бы поиграть, хотя и не был девчонкой. Там была старинная книга в желтом переплете из кожи, которая застегивалась на медную застежку. Бабушка объясняла, что это божественная книга Четки Минеи и трогать ее нельзя. Там была медная ступка с пестиком, в которой бабушка толкла грецкие орехи к праздничному пирогу. Много чего было в бабушкином сундуке, но мне не позволялось туда лазить.
Всю стену комнаты занимал особый шкаф, который бабушка называла буфетом. Это был настоящий замок, с переходами, башенными шпилями, карнизами и балконами. Все было резное, а на каждой дверке и дверочке была блестящая медная ручка. На дверках были вырезаны выпуклые виноградные грозди и листья. В буфете у бабушки тоже хранились разные занимательные вещи. Чего стоила, например, пивная кружка из серебристого металла, сделанная в форме толстого человека. Крышкой для кружки служила шляпа этого толстяка. На балконах и карнизах буфета стояли китайские вазы и фарфоровые гномы.
У бабушки болели ноги и она все время сидела в кресле-качалке с полированными подлокотниками. Кресло было обтянуто розовым бархатом, а на сидение и под головой были подушечные валики. Иногда бабушка вставала, опираясь на клюку и позволяла мне покачаться на своем кресле. Это было здорово.
Сама бабушка была маленькая с громким голосом. У нее было морщинистое лицо, даже нос был с морщинками, а под носом на верхней губе длинные седые волоски. Бабушка была очень старая, но очки одевала редко, только когда читала свои Четки Минеи. Папа и мама были гораздо моложе ее, но очки носили почти постоянно.