Попаданка по обмену, или Альма-матер не нашего мира
Шрифт:
Остается только как можно быстрее обратиться к руководству академии. Правда, теперь их с иномирянкой затаскают по допросам. Ладно бы просто допрашивали, но раз личность умершего весьма выдающаяся, то для расследования его смерти вызовут если не лучших, то дотошнейших специалистов. А эти дознаватели не гнушаются использовать и ментальное воздействие.
Однажды Верджу пришлось испытать такое на себе. Ощущение, словно в твоей голове кто-то ковыряется мерзкими щупальцами, перебирая личные воспоминания, вторгаясь в самое сокровенное… Бр-р-р. Правда, решившись вступить на поприще некромантии, парень научился закрывать свое сознание так, что мало кому удавалось туда пробраться. Связано это было с тем, что некоторые ритуалы (не особо разрешенные, но весьма эффективные) требуют особой концентрации, полного подчинения собственного сознания, абсолютного отрешения от реальности, в том числе и от малейшего постороннего воздействия. А вот иномирянка вряд ли такими способностями обладает. Даже чуть жаль ее стало. Но только самую малость.
– Понимаешь ли, в чем дело, Арина. – Почему-то девушка при звуке своего имени вздрогнула. Хотя она, наверное, от любого звука сейчас вздрагивать будет – вон какая бледная от шока. – Мы теперь главные свидетели. Осознаешь, что это означает?
Иномирянка никак не прореагировала, продолжая смотреть в одну точку перед собой. Вердж попытался говорить спокойнее, стараясь донести до Рины главную мысль:
– Кроме нас, никто не знает, что тут произошло на самом деле. Профессора нашли бы чуть позже, когда никто бы не смог распознать, что за проклятие на него было наложено. Я смог об этом догадаться только по откату, накрывшему нас. – Вновь какое-то неуместное смущение появилось, но некромант быстро с ним справился. – И теперь перед нами дилемма: обнародовать то, что мы здесь видели, или же утаить и жить дальше спокойно. Что выбираешь ты?
Рина растерянно на него смотрела. Было видно, что в ней борются противоречивые чувства. С одной стороны, спрятанная за молчанием тайна порой сжигает душу, выворачивая разум наизнанку чувством вины, если в результате непроизнесенных слов смерти множатся, а с другой – все может обойтись и гроза пройдет мимо. Следовательно, никто не станет угрожать их жизни, ведь для преступника лучший свидетель – мертвый свидетель.
– Нужно все рассказать. – Несмотря на потерянный вид, голос иномирянки звучал сухо и решительно.
Какая-то рациональная частичка разума Верджа кричала – это глупо! Своя шкура дороже, а проректору уже ничем не помочь. Но проснувшаяся так не вовремя совесть вопила: если в результате их молчания погибнут невинные, то она не даст ему спокойно спать.
Забыв, что он весь в крови, Вердж повел подопечную сразу к ректору.
Рина
Далеко мы не ушли. Буквально через несколько минут навстречу нам уже бодрой рысью бежало несколько преподавателей. Вид галопирующих мантий и костюмов-троек несколько отвлек от недавних событий. Задорно прыгающая магистерская шапочка меж длинных ушей эльфа, который даже издалека выглядел как филе горбуши в ледяной глазури – такой же невозмутимый и отмороженный, впечатлила больше всего.
– Здравствуйте ректор Элливариэль! – Вердж поздоровался с эльфом, прибежавшим первым.
Ого! Гипотетический дальний родственник Леголаса оказался ректором академии (и, подозреваю, ее сверстником, судя по седой как лунь шевелюре и морщинам). По последовавшему далее вопросу можно было сделать вывод, что с гражданином Маразмом этот Элливариус был знаком лично:
– Что вы здесь делаете? – глупейший, на мой взгляд, из всех возможных в данной ситуации вопросов.
– Стоим, а до этого лежали. – Всегда считала, что краткость – сестра таланта, но на идиотский вопрос и ответ должен быть соответствующий.
– Вижу, что лежали. – Ректор прошелся многозначительным взглядом по моей кофте. – Потрудитесь объяснить, что здесь случилось.
На этот раз функцию спикера (в смысле того, кто to speek’ать будет, отвечая на вопросы) взял на себя Вердж. Он, похоже, испугался, что я опять что-нибудь не то ляпну.
– На профессора Фрейнера было наложено проклятие одержимости, давшее эффект кермиопластического свечения в широком частотном диапазоне. Судя по всему, в момент активации проклятия он разжигал огонь в камине или затепливал свечу.
То, что сейчас сказал парень, для меня было полнейшей белибердой. Детский лепет, когда «кран» – «кан», а «хочу гулять», звучит как «кокуать», и то понятнее. Но ушастый Будуар (так я мысленно обозвала ректора – удобнее и с Элливаром созвучно) со знанием дела кивнул и уточнил:
– Каков рикошетный коэффициент?
– Высокий, около двадцати импритов.
– Похоже, работал либо настоящий ювелир, либо магу, наложившему проклятие, удалось добыть достаточно крови Фрейнера для обряда. Хотя второе маловероятно – очень уж профессор пекся о своей безопасности, а при таком коэффициенте сцедить надо было не меньше пинты. Сделать это незаметно для проклятуемого невозможно…
Судя по всему, Будуар размышлял вслух, полагая, что я ничего не пойму, а Вердж – не в счет.
Подоспевшее трио из отставших от эльфа преподавателей оглядывало нас со все возрастающим интересом. Ректор, еще раз окинув нас с Верджем взглядом, выдал распоряжение:
– Мейнс, отведите барышню к ней в комнату, пусть приведет себя в порядок, да и сами потрудитесь выглядеть соответствующе. К завтрашнему утру жду от вас подробного письменного доклада о случившемся. Пока можете быть свободны.
Больше не говоря ни слова, Будуар в сопровождении других преподавателей двинулся в направлении обгорелой комнаты. Я же понуро побрела за своим горе-провожатым. Не мог меня этот Вердж даже до комнаты нормально довести, чтобы переодеться!
Процедура, когда парень отконвоировал до крыльца общежития и бесследно испарился, повторилась. Если честно – вздохнула с облегчением. Дышала ровно до того момента, пока не открыла дверь комнаты.
Оказалось, что я не единоличная хозяйка шикарных апартаментов в стиле а-ля общага: вроде все прилично, стены оштукатурены, оконные рамы еще не рассохлись до старческих трухляшек, но ощущение казенности помещения – неистребимое. Все голо и по-типовому.
И самое главное – соседка по комнате, восседавшая на второй кровати. А я-то, наивная чукотская девочка, думала, что мне выделили отдельные, пусть и двухместные апартаменты.
Деваха, с которой мне предстояло в дальнейшем делить эту скромную обитель, больше всего напоминала дирижабль в миниатюре. Она жевала пирожок, излучая оптимизм не хуже бруска урана: уверенно и беспощадно.
– Привет! Меня Чубыся зовут, я твоя соседка, – не переставая работать челюстями, поздоровалась она.
Я скептически оглядела эту Чубысю. Она была… основательная: невысокая, кряжистая, вся какая-то сбитая. Белый передничек, полотняная юбка, бакенбарды, заплетенные в косы, настолько длинные, что я сначала приняла их за затейливую прическу. Довершал образ чепец.