Попаданка по обмену, или Альма-матер не нашего мира

Мамаева Надежда Николаевна

– Меня – Рина, – представилась на автомате.

– Ну вот и замечательно. А что это ты такая… – гномка (а соседка была именно этой расы, судя по ее внешнему виду) запнулась, – интересная.

– А… – Я махнула рукой, давая понять, что моя блузка уже может покоиться с миром: пятна зеленой бурды вперемешку с сажей не отстираешь, да еще и порванная вся. – Произошло все быстро, но вот рассказывать о случившемся можно долго.

– Я не тороплюсь, не переживай, – весело хрупая очередным пирожком, возвестила Чубыся. – Кстати, хочешь?

Гномка протянула мне корзинку, стоящую рядом с ней и до половины наполненную снедью. Аромат свежей выпечки, буженины, нарезанной ломтиками, зеленого лучка и яблок – не магазинных, парафиновых, а настоящих, деревенских… Мой желудок ответил первым, выдав руладу не хуже, чем оборотень в полнолуние. Еще бы: нормально я ела только утром, до перехода через барьер.

Смущенно улыбнулась и, промямлив «спасибо», цапнула угощение. В мозгу мелькнула мысль: «А может, соседка – это не так и плохо?» Возрадовавшийся поживе желудок с мозгами согласился.

За разговорами, переодеванием и уплетанием ароматных пирожков (начинки, кстати, были разные, и среди них – картофельная – моя любимая) огрызок вечера как-то быстро закончился, уступив место ночи. Подготовка ко сну, и вот наконец-то голова коснулась подушки – блаженство в объятиях Морфея.

Мне снился чудесный сон, морские волны, каменистый пляж бухты вблизи вулкана Карадаг, у подножья которого расположился поселок Коктебель, мы с родителями и сестренкой на отдыхе. Воспоминания родом из детства причудливо переплелись с сонной навью.

Ласково шумит прибой, морской бриз играет с локонами… Звуки, ворвавшиеся в эту радужную картину, были сродни бряцанию рыцаря тевтонского ордена, свергшегося с коня, несшегося на полном скаку. Я поворочалась, пытаясь избавиться от противного звука, но не тут-то было. Он проникал даже под подушку, которой я малодушно накрыла голову. Пришлось встать, чтобы «облагодетельствовать» заразу, не дающую спать честным людям и нелюдям, горшком на голову. При этом я была настолько зла, что было не важно, с чем будет горшок – с цветами или ночной.

За окном же какая-то сволочь вдохновенно бренькала на гитаре, вереща не хуже порося, которого режут:

Люблю тебя, нет сил терпеть,Не дай моей душе сгореть.Моя любовь, вернись ко мнеВ предсмертном мы сгорим огне!Я повстречал тебя в кладбищенской ночи,Раскрылись тотчас же мои глаза.Хотел бы я сложить поэмуО той любви, что душу жжет дотла.Увы, красавица, поэтом и при жизни же я не был,А после уж не буду никогда!

Я мельком глянула в окно, кровожадно прицеливаясь. Соседка, которую тоже разбудили эти вопли, сверкала глазами и перехватила поудобнее… наковальню! На мой вопрос, откуда ЭТО тут вообще взялось, девушка пояснила, что данная штуковина – подарок, врученный папой со словами: «Доча, эта вещь тебе в академии обязательно пригодится!» Папа наверняка был провидцем, а гномка подошла к вопросу устранения шума основательно.

Когда я второй раз уже вместе с Чубысей выглянула в окно, повнимательнее всмотревшись в «барда», у меня горшок вывалился из рук. Распевал серенаду труп. Качественный такой труп, с оголенными ребрами в истлевшей одежде. Единственное, что у него было относительно новым, – это гитара. «Наверно, у кого-то спер», – отрешенно подумала я. Меж тем зомби продолжал декламировать:

Я раскрою тебе все секреты,Все могилы изрою до дна,Для тебя я восстану из склепаИ сошью тебе саван для сна.Тебя заметив, я тряхнул костями,Чтоб ссыпать с них минувшей жизни пыль.Так встань сейчас перед очамиЧтобы прямо так тебя я отлюбил!

Почувствовала, что мой глаз начал нервно дергаться. Чубыся, судя по всему, тоже была под впечатлением, потому как замерла с поднятой над головой наковальней.

Хороший скелет как бочка с вином —В гробу долго лежать не умеет.Арина, приди же ко мне, мы ее разопьемВ склепе моем, как в колыбели…

Последние его слова потонули в смачном хрусте – наковальня гнома-прародителя достигла макушки певуна, проломив ее.

– Он меня достал! – Соседка невинно развела руками.

Судя по тому, что из пары окон практически одновременно с наковальней полетели горшки, подушки и даже одна табуретка, достал он не только Чубысю.

Я ошалело потрясла головой, осознавая увиденное:

– Чуба, тебе никто не говорил, что у тебя замечательный и прозорливый отец. Я уже хочу с ним познакомиться.

Гномка рассудительно кивнула, принимая комплимент.

У меня же, помимо желания познакомиться с мудрым отцом, было еще одно: прикопать одного недонекроманта, потому как в этом мире именно он величал меня «Ариной».

Вердж

Быстро умывшись, некромант приступил к отчету. От того, что он сейчас напишет, будет многое зависеть. А нужна ли ему такая ответственность? И все же не до конца усыпленная совесть настырно его клевала: «Пиши! Пиши, как все было! Ничего не упускай!» Совесть, она иногда вообще – такая зараза. Порою – не просто грызет, а еще при этом и громко чавкает. У Верджа был как раз именно такой случай.

Перо старательно выводило руны: «Второго числа месяца золотой листвы после обеденного перерыва я со своей подопечной шел по коридору. Внезапно произошло сначала смещение тонкой материи пространства, а за ним последовала волна кермиопластического свечения в широком частотном диапазоне. Чтобы не попасть в зону волны, я упал, накрыв собой Арину Камаеву» – сухой канцелярский язык, скрывающий бурю эмоций.

Все ли писать? А откат? Без него следователи не смогут увидеть полной картины произошедшего.