Попаданка. Мама для бастарда
Шрифт:
– Ну, здравствуй, Милад… – усмехнулся Теодор, окидывая его взглядом. – Ждал, пока я появлюсь? Пока приду к тебе?
Милад сидел молча, прямо на небольшом уступе возле решетки, на импровизированном окне, выходящем в коридор подземелья. И даже не смотрел на Теодора. Говорить ни с кем не хотелось. Рваться тоже. Достаточно уже рвался, когда пытался выдернуть тяжелую железную цепь, унизительно надетую на ногу, словно Милад – животное. Хотя он ничего не делал плохого! Наоборот… Пришел повидать Драго.
Милад молчал. Молчал о том, что кристалл белым огнем жег ему грудь под рубашкой.
– Не ждал я никого, – ворчливо ответил Милад и встряхнул светлыми волосами. – Палача ждал. Казни тоже ждал. Так что иди, откуда пришел, мне все равно недолго осталось.
Теодор окинул презрительным, свысока взглядом Милада. Редко смотрел на людей надменно, сверху-вниз, хоть и король. Но на этого… глядел так, как на последнюю падаль. Насильник, разрушивший их с Даной счастье. Человек, жестоко запугавший Драго. Теодор заметил отметины на лодыжке, сапоги с Милада стянули, чтобы легче было приковать. И теперь он был только в припыленной уже белой рубашке и простых штанах, босиком.
– Казнь еще заслужить нужно. Смерть легкую, – нехорошим тоном проговорил Теодор, подходя ближе, чеканя шаг начищенных сапог. – А за то, что сына королевского украсть хотел, точно другое полагается! На что тебе Драго? Выкупа просить у меня думал?
Теодор резко перехватил Милада за волосы, едва не стаскивая на каменный пол, силой вздергивая его лицо к себе.
Милад так же, как Теодор, гордо и гневно вскинул голову и тряхнул волосами, что припыленным золотом рассыпались по плечам. И подался всем телом к нему вперед.
– Не враг я ни тебе, ни сыну своему! – хрипло и глухо заговорил Милад, глядя безотрывно и отчего-то умоляюще в глаза. – Я навестить Драго хотел и уйти. Все-таки жизнь с ним прожил, много лет, не один день. Не камень мое сердце, не могу я без них. Без Даны и без Драго, хоть убей, не могу!
Да только не убьет Теодор. Чувствовал Милад это кожей. Поиграться досточтимый король хочет. Читалось это в хищном прищуре темных глаз. Милад продолжил:
– Ты лучше за Драго приглядывай да за домашними своими. Слухи нехорошие в городе ползут, что извести ваш род хотят… да кто, пока неизвестно. Но золото рекой льется, чтобы заманить разбойников да грабителей во дворец королевский!
Даже не в деревне об этом говорили, а среди его знакомых в городе шептались. Что ищет кто-то, кого нанять, чтобы напасть на кого-то во дворце. Вот и переживал Милад и за Дану, и за Драго.
– Злые языки то! А если и правда, то стража у меня
Это звучало как пощечина. Ею и обернулось. Когда замахнулся Теодор с силой по лицу Милада, а потом столкнул его с каменного выступа. Разжал пальцы, не держа больше. Звякнула цепь, когда пленник оказался на полу у ног. Только Теодор не подал руки. А взгляд его темный метнулся к дальней стене, до которой прикованному узнику было не добраться. Там орудия страшные висели, от одного взгляда на которые кровь стыла.
«Страшно, поди, тебе было их видеть, когда стража тебя сюда заводила, и факел на них светил? – хотелось спросить Теодору, прошипеть в лицо. – Так же страшно Драго было на лавке деревянной или на коленях твоих, или где там ты его розгами охаживал! Так же и Дане моей, там, под тобой, на сеновале…»
Милад коротко и глухо застонал, жмурясь от боли. Крепкий был Теодор, ладно управлялся и с мечом, и с кулаками. Будто деревенский, не белоручка. Мелькнула странная глупая мысль, и рассмеяться захотелось. Рассмеяться от того, как жизнь сложилась. Что будь Теодор не король… вышла бы за него Дана. И Драго был бы от него. И насилия бы не было, и… ничего бы не было. Ни сына у Милада, ни жены. В сердце раскаленной стрелой вошла мысль, что не ценил он ни Дану, ни Драго, отравлял их своей ревностью да недоверием. И поделом ему, поплатится за это. Из рук Теодора.
– И что же ты сделать со мной хочешь? – не поднимаясь с пола, спросил Милад сдавленно. – Выбить из меня информацию? Так не знаю я ничего, без надобности я тебе. Отомстить хочешь?
Милад усмехнулся разбитым в кровь губами от тяжелых перстней Теодора. И напряглось все тело в ожидании ответа.
– А что? – наклонился Теодор к Миладу, прожигая его взглядом. – Будешь о пощаде просить? А тебя… просили они? Драго просил пожалеть его, когда ты в очередной раз руку на него поднимал? А Дана… тем вечером, когда я уехал?
Теодор опустил ладонь на пояс. Пальцы почти судорожно сжали рукоять плети. До побелевших костяшек. На вид она сейчас была обычной: не как у пастуха или всадника, конечно, но будто позаимствованная у палача или… боевого мага. Ведь сейчас, почувствовав ярость, она отозвалась. Тоненькими, заметными разве что в этой полутьме, разрядами магии. Не раз в бою Теодор такой штучкой управлялся, насмерть врагов сражая.
Милад сверкнул глазами дерзко. Гневно. Зло. И вскинулся, забыв о том, что на ноге его железная цепь. Дернулся к Теодору.
– Грехов своих я не умаляю! – прорычал Милад, как дикий зверь, желающий вцепиться в горло Теодору. – А ты, ты как бы чувствовал себя, если бы всю жизнь немым укором на тебя глаза любимые смотрели? Как она на меня! Да, обезумел я тогда от любви к Дане! И срывался потом на ней, за что виноватым сейчас чувствую себя. А ты, когда уехал и не вспоминал о ней потом, что чувствуешь? Тоже… не уберег! Еще неизвестно, женился бы ты на ней или нет тогда, когда обрюхатил ее! Твоя вина не меньшая. Бездействие!