Попаданка. Мама для бастарда
Шрифт:
Глава 14
– Ты мне соврал! – испуганно воскликнул он. – Что это такое?!
Свет исчез, Милад стиснул кристалл в ладони, прижимая к сердцу. А то колотилось, как оглашенное. Засветился, засветился, да! Только об этом и были мысли у Милада. Но Драго смотрел на него обиженно, весь подобравшись, словно вот-вот бросится наутек.
– Соврал, Драго… Этот кристалл мне колдун дал. И сказал, что если мы родная кровь, то он засветится, когда мы оба коснемся, – Милад не сдержал сияющей улыбки.
Драго отступил на шаг. Он часто-часто замотал головой, задирая рукав. На руке по-прежнему поблескивал золотым символ, напоминающий корону.
– Нет, нет!
От того, как у него на глазах заблестели слезы, у Милада сердце сжалось. Хотя никогда такого не было. Мало ли, от чего дите плачет! Коленкой ушибется – и то ревет. А сейчас, будто на дыбе страшной, все тело выкручивало. Ведь родной, родной же все-таки! Милад и не смотрел на метку, и не думал о ней, так, отмахнулся мысленно, что может, то магия и Теодоровы происки! А сам рванулся к Драго, прижимая его к себе, сжимая в объятьях. Тот дернулся, но Милад не отпустил. Он уткнулся носом во взъерошенные темные волосы, вдыхая уже чужой аромат. Мыла какого-то травяного, незнакомого, дорогого явно. И под руками была уже не простая рубашонка деревенского мальчишки, а колкая, царапучая парча.
– Прости. Прости, малыш, – зашептал Милад, сам зажмурившись, чтобы блеск на глазах спрятать. – Ревность меня изъела к маме твоей. Любил я ее когда-то, да так, что ни пить, ни есть, ни дышать без нее. А она мне от ворот поворот, только о короле своем и думала. Так ее сердце и осталось с ним… Мал ты еще, не объяснить мне. Прости, что обидел, что прогнал вас тогда. Сам не знаю, зачем сделал это, зачем своими руками разрушил все! Правду говорят, что имеем – не жалеем…
Милад хотел говорить и говорить, как на исповеди, только Драго ударил кулачками ему в грудь, пискнув:
– Мне домой надо! Пусти, не то кричать стану!
Милад разжал руки, отпрянул. Хотя что там того удара, от ручек-то детских? Милад чуть наклонился, перехватывая Драго за плечи, с огнем говоря:
– Со мной ваш дом! Вернуть я хочу и тебя, и маму. Тебе же плохо здесь, Драго. И Анисья эта, гусыня важная, обижает! И правилам всяким учат, а ты…
– Не говори никому про камушек! Пожалуйста! – тонко, будто совсем малыш, взмолился Драго.
И тут он заплакал уже по-настоящему. Не затаенной влагой на глазах, не блестинками на ресницах. Драго расплакался по-детски открыто, закрыв лицо ладошками. И только через минуту опомнился, пытаясь вытирать слезы. Милад перехватил его за запястье, заглядывая в глаза. Понимая, в чем дело… Боялся Драго, что история повторится. Что Теодор, как и Милад, прогонит. Как только узнает, чей этот ребенок на самом деле.
– Но это же значит, что мы с тобой родня все-таки. Зачем тебе в страхе жить, что кто-то узнает? – Милад пытался говорить мягко, но тон все равно был таким, словно вот-вот за плечи встряхнет, привык уже.
Драго напрягся всем телом. Он поднял на Милада серьезный, потемневший взгляд. Хотя на щеках еще поблескивали соленые дорожки, но заговорил Драго твердо, даже голос не дрогнул:
– Ступай домой лучше… Теодор разозлится, если увидит.
– А мне не страшно. Мне уже ничего не страшно! – Милад присел на корточки, перехватил его ладони, говоря быстро-быстро, захлебываясь словами. – Я заболел недавно сильно. И так тошно было, что ни тебя, ни мамы твоей рядом нет. А помнишь, как ты заболел? Как я за дровами тебя потянул на мороз, а потом мы в снегу, как два щенка, разбесились? Ты потом разболелся сильно. Мама твоя волком на меня смотрела, как будто без слов говорила, как я ей не гожусь! И бедный, деревенский, и ребенка простудил… не король ей, видите ли! Вот я тогда и разозлился… Но пока тебе плохо было, я и спать не ложился, сидел при тебе.
–
Пока слушал, его взгляд играл, как вода в быстром ручье. То испуг и боль при мысли о прошлом, то вот, легкое тепло.
– Нет, – тихо выдохнул Милад, вставая. – Не примерещилось.
И снова повисло тяжелое молчание. Милад уже понял: не вернуть семью. Напрямую с Даной говорить? Он и не надеялся. Никогда она его не любила, не полюбит и впредь. Хоть сердце из груди вырви, хоть к ногам брось – без толку все! Помнил Милад, как вился вокруг нее после свадьбы, а у Даны так взгляд и остался пустой, тоскливый. Ну, точно как у собаки, которая у порога лежит и хозяина ждет. Знал Милад, что никогда ему этим хозяином, ее сердца, не стать. Потому и озлобился. Видел каждый день, каждый час, что семья у него краденая какая-то. Что когда Дана на руках Драго качала, то в личике младенчика в черты всматривалась. Вдруг Теодоровы глаза будут или профиль его гордый? А в Миладе бродило, бурлило, закипало. И чем дальше, тем страшнее.
Не было у него теперь ни шанса Дану вернуть. А вот через Драго надеялся до нее добраться. Но он стоял напротив, родной-чужой, смотрел куда-то в сторону.
– Может, если захочешь, домой приезжайте! – неловко предложил Милад. – Хоть с охраной, хоть иногда.
– Зачем? – тихо спросил Драго и сам сжался, когда понял, как прозвучало.
Миладу хотелось броситься к нему, наговорить ерунды. О том, что на рыбалку пойдут или по грибы, или на праздник весной сходят, во дворце так не веселятся, как простой народ! Но все слова в горле застревали… И хотелось уже замахнуться, как раньше, выместить злость и досаду. Только рука не поднималась. Драго и так вздрогнул, увидев, как у Милада сжались кулаки.
– Я все равно заберу тебя! И мамку твою заберу! Когда Теодор ей наиграется! – прорычал он. – Так оно и было, когда ты родился, а он за морями шлялся или где там! Еще верну я вас!
Милад резко развернулся, направляясь прочь. Тайно все еще надеялся, что Драго остановит, что скажет, что он может приходить во дворец! Тогда был бы шанс вокруг Даны покрутиться, пообхаживать ее заново… Но Драго промолчал. Милад завернул за угол, уже собирался слиться с толпой, как вдруг его обступила стража. Он застыл, мечась взглядом от одной крепкой фигуры к другой. Как вдруг за спиной раздался голос Теодора:
– Тайком в мой дом прокрался, значит? Сына украсть моего хотел? Думал, не замечу? Взять его!
***
Теодор хотел рвануться в подземелья сразу же, но помешало две вещи. Первая – стоило самому остыть, чтобы не придушить голыми руками этого мерзавца. Вторая – куда более весомая и останавливающая, во дворец приехал гонец со срочным письмом от одного из князей, которому нужно было ответить прямо сейчас. Так что Теодор быстро начеркал ответ в своем кабинете. И уже собирался направиться вниз, отдав гонцу письмо, как вдруг дверь отворилась без стука. Внутрь скользнула Анисья. Почти беззвучно, так, с едва слышным шелестом изумрудного одеяния, словно змейка в траве проползла.
Теодор в этот момент убирал со стола бумаги. Анисья скользнула со спины, проводя ладонями по широким плечам. Повеяло тяжелым, масляным ароматом духов. Снова заморскими маслами надушилась, да еще и не теми, что Теодор дарил. А теми, что ей привозили полутайком. Якобы пробуждающие интерес мужской к красе девичьей. Только сказки то были для баб глупых. Теодор лишь поморщился от густого цветочно-древесного аромата, раскусив хитрость.
– Иди к себе, Анисья, – он коротко сжал ее ладонь, осторожно снимая со своего плеча. – Я… позже к тебе загляну. Дел много.