Попов
Шрифт:
А сейчас, как рассказывает Семеженов, чуть не вешаются на шею тем же немцам (западным), явно, открыто, почти демонстративно предпочитая их русским. Немцу в гостинице всегда найдется место, русскому (советскому) нет, будь любезен, катись подальше. Немца в ресторане обслужат в два счета, русскому придется ждать час, а то и два. И — попробуй напомнить!
— Чего ты орешь! — оборвет официант.
Непременно «ты» и обязательно «орешь»... Как тут не вспомнить безмерно-гениального Достоевского: «...Не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже
Вот так-то!
14 июля 1968 г.
Вчера вернулись из деревни Теребуты. И отдохнули, и устали — все вместе, — рады, что снова дома.
Земляники было — навалом! Литров сорок собрали, не меньше. А рыба не ловилась. Мало ее стало. Потравили, выловили сетями. Мертвая река.
20 июля 1968 г.
Наташка уехала в Румынию. Пробудет там две недели. Вернется числа 5—6 августа.
* * *
Ленка готовится к экзаменам. Прошла она два конкурса — во ВГИК и литературный, — в первый не поехала, остановилась на последнем. Но трусит, боится, что завалит, и заранее готовит себя и нас с Валентиной к новым фокусам. На этот раз хочет махнуть в Якутию или куда-нибудь подальше.
31 июля 1968 г.
Проводил Аленку в Москву, и что-то оборвалось внутри. Поступит — не поступит, вот вопрос!
9 августа 1968 г.
Увы!
10 августа 1968 г.
Бог мой, что творится на свете! Вал. Пономарев, первый помощник (или референт, не знаю, как он там именуется), дал нам документальную повесть об Орловском. Мы поправили раз, но этого оказалось мало, пришлось поправить второй раз. Причем, правили архиосторожно, только так, чтобы грамотно было.
И что же? Это его возмутило, он снял повесть, когда уже была корректура. Пришлось сдавать в набор срочно из запаса. Хорошо еще, что была готова повесть болгарина Мишева «Матриархат». Оставалось подписать и свезти
в типографию, что мы и сделали.
Наутро (это было в прошлый четверг, 8 августа) звонит мне на квартиру:
— Когда я могу забрать вторую часть рукописи и фотографию?
Я прикинул и ответил, что это можно будет сделать в половине первого дня. На этом разговор и кончился, рукопись он забрал (не сам, не лично — прислал дочь, великовозрастную девицу), а наутро приезжает Макаенок и — бац! — бросает на стол перепечатанную начисто рукопись злополучной повести с многочисленными ошибками, глупостями и всякой чепухой, — со всем тем, что мы так долго и, оказалось, напрасно вычищали. Все восстановил, все-все, и накал на Макаенка, а тот, при всей своей независимости, не смог устоять. Первый помощник первого секретаря... Это вам не шуточки. Надо печатать.
И — печатаем!
1 октября 1968 г.
Мир полон парадоксов. Люди, считающие себя поборниками мира и демократии, душат малые народы, как, скажем, делают американцы.
Люди, считающие себя правоверными коммунистами, создают себе исключительные условия: квартиры, закрытые распределители, лечкомиссии и т. д. и живут не как все, а как немногие.
Писатели, считающие себя поборниками правды и справедливости, вдруг оказываются бюрократами, стяжателями, подхалимами. Пишут и говорят одно, а делают другое.
И
Разлад между словом и делом — вот, может быть, самая характерная черта нашего времени. И что обидно — она, эта черта, присуща не только тому, но и этому миру.
3 октября 1968 г.
Идеологическое совещание в ЦК. Нам позвонили накануне, 1 октября, и передать Макаенку мы не смогли. Он был у себя на даче.
На другой день, то есть вчера, приходит как обычно в два дня, узнает, багровеет. Он багровеет всякий раз, когда начинает волноваться.
— Почему не взяли такси и не приехали? За мой счет? Мне такие вещи пропускать нельзя... Подумают (кивок вверх), что игнорирую, знать не хочу!
Это «за мой счет» прозвучало так откровенно по-барски, что всем стало неловко — не то за Макаенка, не то еще за кого-то или за что-то... Мы опустили очи долу.
7 октября 1968 г.
Звонит Аркадий Кулешов:
— Что это у вас инициалы в телефонной книжке перепутаны? Думаю, он — не он?.. Когда будет Макаенок? Завтра?
— А в чем дело, Аркадий Александрович?
— У вас когда выходит одиннадцатый?
— В середине ноября.
— А «Огонек» дает поэму в 47-м номере. Надо что-то сделать, чтобы «Неман» и «Огонек» с поэмой вышли в одно время...
— Позвоните Софронову.
— А, Софронову! Позвони — а он возьмет да и снимет поэму. Им это ничего не стоит...
16 октября 1968 г.
Аленка начинает работать в «Вечернем Минске» по договору. Уже строчит что-то.
* * *
Сдали в набор двенадцатый, завершив год.
Начинаем новый.
Макаенка видим редко. То сидит на даче и строчит пьесы (вторую после «С ярмарки»), то ездит где-то. Вот и сейчас... Поехал в Москву, в Министерство культуры, оттуда в Витебск, на просмотр спектакля, а потом в Монголию, в составе какой-то делегации.
Жизнь!
17 октября 1968 г.
Вчера приходит высокий крупнолицый мужчина, представляется:
— Свет Ефимович Придворов... Вы знаете, у Демьяна Бедного фамилия была Придворов...
— Ну и что же?
— Я его сын. В Минске по делу. Работаю над киносценарием «Ленин в Белоруссии»... Ленин, правда, в Белоруссии не был, но был связан... Не могли бы вы напечатать вот это? — и подает четыре странички воспоминаний об отце.
12 декабря 1968 г.
Зима. Снег. Чем-то сибирским веет от такой погоды.
* * *
Есть литераторы, которые смотрят на все с точки зрения собственной обиды.
Когда-то (давно или недавно) их родители или они сами в чем-то были задеты, ущемлены, и они никак не могут простить этого Советской власти. Что эта власть дала хорошего, им наплевать, — они видят лишь дурное.
22 декабря 1968 г.
Макаенок загостился в Монголии. Уехал еще 1 декабря, и все нет и нет...
24 декабря 1968 г.
50-летие республики. Иллюминация — дай бог! На всякого рода плакаты, огни и прочие вещи, призванные будто бы украсить праздник, ухлопали сотни тысяч рублей. И это в то время, когда не хватает жилья, больниц, детсадов, худо с транспортом. Раньше были сытые и голодные, сейчас — сытые и пресыщенные. Последние-то и бесятся с жиру, пускают пыль в глаза. Кому? Да самим себе.