Попугаи с площади Ареццо
Шрифт:
Бесцветный голос произнес:
— Кабинет Захария Бидермана, у телефона мадам Сингер.
— Я хотела бы встретиться с Розой Бидерман.
После минутного и очень недовольного молчания голос ответил:
— Кто вы и по какому вопросу?
— Меня зовут Диана Фанон.
— Вы знакомы с мадам Бидерман?
— Нет.
— По какому вопросу?
— Мне надо рассказать ей одну важную вещь.
Ответ секретарши больше напоминал возмущенное рычание:
— Послушайте, мадам, важных рассказов разных женщин у нас тут и так хватает. Любовницы, случайные спутницы, бывшие подружки, изнасилованные, а также дамочки, которые и сами бы не прочь с ним переспать, только не успели, звонят как настеганные. Имейте совесть! Ваши рассказы совершенно не интересуют мадам Бидерман, и я не понимаю, как у вас духу хватает к ней с этим соваться! Надо же уважать человеческое горе, милочка.
— Вот я и уважаю. Я люблю Розу.
— Что? Вы только что мне сказали, что не знакомы с ней.
— Послушайте, я не собираюсь говорить с ней о Захарии Бидермане, мне нужно обсудить с ней совсем другой вопрос.
— Какой же?
Диана колебалась. Решится ли она произнести те слова, которых долгие годы избегала? И она обошлась хитрой уловкой:
— Скажите ей, что я хочу поговорить с ней о… Зузу.
— Зузу?
— Да, Зузу. Просто передайте ей это.
— Я не понимаю.
— Ничего, она поймет.
Диана продиктовала свой номер телефона и повесила трубку.
Сердце у нее билось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит. У нее было ощущение, что она только что совершила самый рискованный и неприличный поступок за всю свою жизнь. Она не решалась никуда выйти и наматывала круги вокруг телефона, карауля ответный звонок.
К счастью для ее нервов, его не пришлось ждать долго. Через несколько минут мадам Сингер назначила ей время — пять часов вечера.
Диана степенно прошла к входной двери особняка, не обращая внимания на фотографов и журналистов, запрудивших тротуары, — она опустила голову и не обращала внимания на их вопросы, сосредоточившись на цели своего визита.
Она назвала свое имя, и метрдотель пригласил ее проскользнуть внутрь, не давая фотографам просунуть камеры и сделать какие-то нескромные снимки, а потом отвел ее на второй этаж, где ее ждала Роза Бидерман. Она приняла Диану в комнате, украшенной пионами, и держалась по-королевски. Великолепно причесанная и тщательно накрашенная, Роза была одета в светлый костюм, на губах сияла улыбка, а голос звучал звонко и жизнерадостно — она как будто всем своим видом и поведением отрицала трагедию, которая на нее свалилась.
Диана приняла предложение Розы сесть и выпить чашечку чая с миндальным печеньем, обменялась с ней несколькими фразами о том, какая нынче прекрасная погода, а потом вся подобралась и отчетливо произнесла:
— Вам что-нибудь говорит имя Зузу?
Роза вздрогнула, но ответила Диане с улыбкой:
— Да. Так звали моего отца. Ну вообще-то это было его прозвище. Только для домашних. Так его звали только мы с матерью.
— И у моего отца было такое прозвище. Только для домашних. И так его звали только мы с матерью.
Повисла пауза. Роза хотела убедиться, что она ее правильно поняла, или, скорее, убедиться, что это какое-то недоразумение.
— У моего отца, — продолжала Роза, — Зузу было уменьшительное от Самюель. Странно, да?
— Действительно странно. И у моего тоже.
Снова воцарилось молчание. Роза растерялась:
— Как звали вашего отца?
— Самюель ван Экарт, так же как и вашего.
Роза явно теряла почву под ногами.
Диана вытащила из сумочки фотографию и протянула ей:
— Вот единственный его снимок, который у меня есть, — он тут снят с моей мамой. Они быстро расстались. Я же видела его всего два или три раза, потому что он не признал отцовство. Иногда он посылал нам деньги или подарки или жаловал нас коротеньким визитом, чтобы успокоить совесть. И мне не разрешалось называть его «папой».
Роза схватила снимок:
— Это действительно мой отец.
— Вместе с моей матерью.
— И как вы можете это доказать?
— Никак. Просто мое честное слово. И моей матери. Те самые малозначительные субстанции, которые ваш отец ни в грош не ставил.
Роза почувствовала волнение Дианы и уже не знала, что ей думать и как реагировать.
Диана продолжала:
— Ах да, есть еще вот это… — И она обнажила левое плечо и показала родимое пятно у подмышки. — У него было такое. У меня тоже есть. А у вас?
Роза побледнела. Вместо ответа она медленно подняла блузку и показала такое же пятно на том же самом месте.
Глаза Дианы наполнились слезами. Она тяжело дышала.
— Значит, мама сказала правду… Бедная мама…
И она съежилась в кресле и за несколько секунд превратилась в ту девочку, которая когда-то давно, плача, пыталась разобраться в том, откуда она появилась на свет.
Роза подошла к ней и протянула руку, сомневаясь, утешать ли ей незнакомку. Она стояла перед Дианой, и ее мучили боль и тоска оттого, что вскрылась еще одна ложь, только на этот раз лгал не ее муж, а другой важный мужчина ее жизни — родной отец.
А Диана, хоть и погрузилась в свои переживания, все-таки подняла голову и заметила, что Роза кусает губы в полной растерянности.
— Но почему? Почему сейчас? Почему не раньше? — спрашивала она Диану.
— Потому что я в вас не нуждалась. Но после того, что с вами произошло, я подумала, что, может быть, я понадоблюсь вам.
— Вы?
— Вообще сестра.
Роза пролепетала что-то невнятное. Обычно это она была старшей и сильной, женщиной, которая заботится о других и помогает разрешать какие-то проблемы. А теперь незнакомка, которая назвалась ее младшей сестрой, хочет ей помочь…
Диана раскрыла объятия, и Роза бросилась ей на грудь отчаянно, не раздумывая, выплескивая на нее всю тоску обманутой женщины, которую предали, унизили и осыпали насмешками, — той женщины, которой теперь была Роза, хотя она и отказывалась с этим смириться.