Шрифт:
1. Говорящий попугай
Если бы популярная в Мышанске гадалка, одноглазая сова Тарасиха вдруг предсказала, что директор мышиной школы Хомячков приобретет за двести хрустиков попугая, вряд ли бы ей кто поверил. Как мог Константин Вадимович, известный своей любовью к денежным знакам и полным отсутствием расположения к домашней живности, истратить такую сумму на какую-то взбалмошную птицу?!
Но случилось то, что случилось, и произошло это в четверг тридцать первого марта вечером. Учебный день к тому времени закончился, ученики с набитыми
Деньги нужно было истратить до конца марта, если точнее, именно в этот четверг не позднее полуночи, и в голове Хомячкова настойчиво вертелась мысль о том, как «отпилить» себе хотя бы половину этой суммы. Вначале вороватый школьный руководитель попытался осуществить задуманное в магазине канцелярских принадлежностей, где им было отобрано несколько упаковок шариковых ручек, карандаши, тетрадки, ластики, связка пластиковых линеек и записная книжка в тонкой тёмно-синей обложке.
– С вас двадцать семь хрустиков, шестьдесят две копейки, – прокукарекал рябой петух, восседавший за кассовым аппаратом.
Получив деньги, Пётр Петрович стал с озабоченным видом рыться в кассе.
– Со сдачей можете не затрудняться, – Хомячков многозначительно посмотрел на петуха.
– Нет, спасибо, я привык рассчитываться до копеечки.
На столе заблестели монетки, и петушиное крыло подвинуло их директору. При этом кассир так строго взглянул на Хомячкова, что тому стало ясно, заводить с петухом разговор о поддельном счёте не имеет смысла.
Покупка была совершена, но затраты составили всего лишь мизерную часть от суммы, «навар» вообще оказался нулевым.
«Неужели придётся возвратить деньги этой тощей кикиморе Копилкиной, и они «сгорят» в связи с истечением финансового квартала?!»
Вернуть бухгалтерше новенькие, живые, ещё пахнущие краской хрустики?! Этого невозможно было допустить даже в мыслях, и Константин Вадимович решил попытать удачи в других торговых заведениях.
Не успел директор сделать и десяти шагов по мостовой, как его блуждающий взгляд натолкнулся на вывеску, на которой был изображён улыбающийся рыжий лис, а подпись гласила: «Зоологический магазин Мирона Лисова». На входной двери белела табличка: «Торгую экзотическими животными, птицами и насекомыми».
На стеллажах и на полу зоомагазина теснились клетки с голубыми кроликами, красными жабами, длинными, похожими на маленьких динозавров, ящерицами и невиданными в наших краях пернатыми.
Внимание директора привлекла стеклянная банка с наклейкой: «Гордей и Фрося. Тропические тараканы». Хомячков наклонился, чтобы лучше рассмотреть содержимое: внутри прозрачного сосуда два больших, похожих на сушеные марокканские финики таракана, длинными усами ощупывали хитиновые спинки друг друга.
«Будто сто лет не виделись, – подумал Константин Вадимович про насекомых. – А какие усищи! Дрожь берет! Кому в наше время нужны тараканы?! Какой дурак может купить такое?!»
Перед директором возник рыжий лис, то самый, который был изображён на вывеске, и представился:
– Мирон Лисов, чем могу служить?
– Да, пока ничем. Я просто смотрю.
– О, у меня есть на что посмотреть! Вижу, что вы положили глаз на тараканов. У вас отличный вкус. Великолепная пара. Самец и самочка. Отдам за шесть хрустиков. Если, где найдёте дешевле, разницу верну и ещё дам ящерицу в придачу, – затрещал лис, пританцовывая вокруг директора.
– Я не положил на них никакой глаз, – возмутился Хомячков. – Мне не нужны тараканы!
– Это вы зря так говорите! – лис чутьём опытного продавца почувствовал, что с этого надутого от собственной важности в чёрной шляпе можно снять куш и куш неплохой. – Это не просто какие-то запечные насекомые, а настоящие, породистые тропические тараканы! Экзотика! Большая редкость в наших широтах! Вы будете показывать их, как раритет. К вам друзья табунами ходить будут.
– У меня нет друзей, – холодно заметил Константин Вадимович, брезгливо отворачиваясь от стеклянной банки.
– Да, я понимаю. Я вижу, что вы хороший человек и солидный клиент. Тараканы не масштаб для такого покупателя. Вот, пожалуйста, вас наверняка заинтересует эта птица, – лисья лапа указала направо.
На стеллаже в высокой круглой клетке, увенчанной бронзовым кольцом, на жёрдочке сидел небольшой синий попугай с красной головкой, зелёной грудкой и чёрным кривым клювом. Он посмотрел на директора правым глазом, затем, повернув головку, левым, сипло откашлялся, словно докладчик перед выступлением, но ничего не сказал, а только зевнул.
– Говорящий попугай Григорий, редчайший вид, можно сказать, уникальный экземпляр, – тараторил продавец, хватая Хомячкова за рукав и притягивая к стеллажу.
– Какаду, что ли? – спросил директор.
– Никакой не какаду. У какаду хохолок, а у этого нет. Да и за каким лешим он вам сдался, тот какаду? Все, словно помешались на какаду. Какаду им подавай, да какаду. Как будто других попугаев нет! А ведь известно, что количество белохвостых какаду сокращается и рыжехвостых, кстати, тоже. Может болезнь, какая на них напала, может ещё что. Ученые бьют тревогу, но объяснить причины явления не могут. Зачем вам покупать генетически обреченную птицу? Не дай бог сдохнет – целая трагедия, – продавец тарахтел, не давая Хомячкову опомниться. – И ещё одно. Какого-нибудь какаду три года надо учить, чтобы он выдал «попка дурак», а Григорий вам тут же, не сходя, как говорится, с места, может изречь такое, что уши, уши отклеятся!
– Мне совсем не надо, чтобы уши отклеились, – Константин Вадимович на всякий случай сделал шаг назад.
– Нет, нет, вы меня не поняли, про уши это я образно, в переносном смысле, так сказать. Вы лучше ответьте, где вы работаете? – наседал продавец.
– Причем здесь моя работа?
– А как же? Это очень важно, – лис взял клетку за бронзовое кольцо и поднёс к лицу покупателя. – Есть учреждения, где говорящая птица просто необходима.
– Я директор мышиной школы, – с достоинством признался Хомячков.