Попугай
Шрифт:
I
Когда молодой лейтенант, только что окончивший танковое училище, знакомится с девушкой, один из первых вопросов, который он додумается ей задать, это «А чем ты занимаешься?». Хотя, если провести опрос среди всех молодых людей и попытаться узнать, с чего они начинают знакомство, то вполне возможно, что большинство из них также упомянут этот вопрос, как один из тех вопросов, которые они зададут на первом свидании. Разница между лейтенантом-танкистом и всеми остальными молодыми людьми может состоять в том, что танкист, услышав ответ девушки, отреагирует не так, как все остальные парни. Возможно, на менталитет танкиста накладывает особый отпечаток их профессия, и тот факт, что ты владеешь таким грозным оружием, как современный танк, притупляет их чувство осторожности, лишает умения заглянуть немного вперед, услышать в словах собеседника или собеседницы скрытый смысл. Другими
Андрей Хмелевский не был исключением, и ему, как и большинству его сверстников, на первом же свидании захотелось узнать, чем занимается его девушка. В ответ он услышал: «Я учусь на факультете психологии».
Андрей расслабленно и снисходительно улыбнулся. Для него это были какие-то слишком уж абстрактные понятия: психология, философия. Все это кажется таким нематериальным и оторванным от повседневной жизни. Сначала Андрей даже обескуражил Аллу тем, что спросил, будет ли она после окончания университета работать в психушке. Он, почему то, предполагал, что психологов готовят для того, чтобы работать в психушках. Какой он был, все-таки, наивный и несведущий. Ему бы еще спросить какие у нее были успехи в школе, и как она сдавала сессии в университете. Потому что, если бы он узнал, что Алла окончила школу с золотой медалью, и имела безупречные результаты на всех сессиях, может тогда это его как-то насторожило бы. Откуда ему было знать, что Алла станет его женой, и со временем будет преподавать психологию в университете, а в свободное от работы время применять свои профессиональные знания непосредственно на нем, своем муже, зачастую отчитывая его, как какого-то нерадивого студента, и забывая, что перед ней офицер-танкист. У него иногда создавалось впечатление, что она его насквозь видит, а когда она говорила с ним по телефону, то она могла догадаться, сколько он выпил, что пил и с кем сразу после того, как он произносил: «Привет, любимая». Как ей это удается?
Часто у Андрея возникали желания, придя домой, сразу же все рассказать ей: и что можно, и чего совсем не хотелось бы рассказывать. Когда Алла была особенно рассержена на него, она бросалась такими словами, которых он отродясь не слышал в среде своего обитания – в танковом полку. Нет, это не были хорошо всем известные крепкие словечки. Слова по своему звучанию больше походили на какие-то научные термины, но что они означают, Андрею не было известно, а спросить Аллу означало бы выставить себя полным идиотом, и, тем самым, еще больше усугубить ситуацию. Его мужское самолюбие никогда не допустило бы, чтобы он переспросил Аллу, типа: «Что ты хочешь этим сказать?» Он, скорее, был готов согласиться с ее профессиональной оценкой его поведения, характера, привычек, генетической предрасположенности, и даже постараться заверить ее, что впредь он поставит перед собой задачи не расстраивать ее, займется самосовершенствованием, будет повышать свою политическую подготовку и так далее.
Иногда Алла выкрикивала слова, каждое из которых вроде бы понятно, но когда они употреблялись вместе, то можно было подумать все что угодно.
«Вы все привыкли к коммунальному браку», – как-то выкрикнула она, когда Андрей явился под утро после обмывания очередного воинского звания своего сослуживца капитана Ковалева.
«Что за коммунальный брак?» – недоумевал Андрей. «Может быть, она имеет в виду перебои с водоснабжением? Наверно сегодня целый день не было воды и поэтому она такая злая» – подумал Андрей, с трудом стягивая брюки.
Хорошо, что Андрей не проявил любопытства в тот момент и не стал просить пояснений. Иначе он узнал бы, что под коммунальным браком психологи – профессионалы понимают такую ситуацию, когда каждый мужчина считает себя мужем всех женщин. Так было на очень ранних ступенях развития общества, иначе говоря, при первобытнообщинном строе. Хорошо, что Андрей пропустил это мимо ушей. Хотя, пропускай – не пропускай, он все равно ничего не понял. Он давно понял, что слова, бесконечно вылетающие из ее восхитительного рта, как пули, представляют собой реальную, зачастую скрытую опасность. Пытаться вступать с ней в дискуссии – все равно, что бросаться с шашкой на ползущий на тебя танк – раздавит в лепешку. Но со временем Андрей нашел адекватный ответ непонятным для него психологическим терминам. Он настойчиво искал противоядие этим незнакомым словам. Из лекций по тактике танкового боя он знал, что тот, кто знает слабые стороны соперника, имеет преимущество. Хотя Алла и не была его соперником, но все равно это было вопросом чести – найти ее слабые стороны, а слабые стороны есть у каждого. У него, например, незнание психологических терминов. Но должны же быть и у нее свои слабые стороны. В ходе поисков он
И был только один человек, в присутствии которого Алла не терзала Андрея психологическими терминами. Таким человеком был Михаил Макаров – друг и партнер Андрея. Когда в их доме бывал Михаил, она была безупречной женой и хозяйкой. По крайней мере, создавала такое впечатление.
При Михаиле Андрей просто не узнавал свою жену, часто и надолго задерживая на ней взгляд, чтобы убедиться, что перед ним на самом деле его строгая и проницательная супруга. Нет, Андрей вовсе не ревновал ее к другу, зная, что тот до сих пор по уши влюблен в свою Лену и так же сносит все невзгоды супружеской жизни, постоянно ощущая себя персонажем какого-нибудь мексиканского или бразильского сериала, которые их жены, не отрываясь, смотрят по телевидению. Он был больше склонен подозревать, что Алла следовала каким-то психологическим трюкам, чтобы поддерживать образ крепкой семьи, в котором обязательным атрибутом является умеющая и любящая печь пироги жена.
Вот и в этот раз, когда Михаил приехал к ним в Ростов, Алла носилась между кухней и столом в их гостиной, невольно копируя какую-то героиню из 355 или 487-ой серии очередной мыльной оперы. А из кухни исходил аромат сдобы, которую Алла выпекала только в исключительных случаях.
– Эти представители Туманного Альбиноса и посланцы Дяди Сэма просто задолбали своими советами о том, как нам дальше жить, – глубокомысленно прокомментировал Андрей, отвлеченно следя за очередной программой по ТВ, посвященной рыночным реформам в России, которую они вместе с Михаилом смотрели, сидя за столом в гостиной дома Хмелевских, щедро уставленным приготовленными Аллой салатами и нарезками. – По сравнению с ними моя тетя Катя просто скромница и молчунья, хотя мне до сих пор хочется, чтобы у нее были где-нибудь встроены переключатели громкости и каналов, – пожаловался Андрей Михаилу.
– Ну, во-первых, не Альбиноса, а Альбиона, – поправил Михаил друга.
– Та какая разница, – парировал Андрей.
– А во-вторых, это всё из-за этноцентризма, характерного для англосаксов, – пояснил Михаил.
Андрей повернул голову и пристально посмотрел в глаза Михаила.
– Не выпендривайся. Ты когда-нибудь избавишься от своей привычки щеголять иностранными словечками?
– Видишь ли, иногда это вполне оправдывает себя. Иначе придется сказать целую длинную фразу, состоящую из чисто русских слов. И то, не факт, что это прояснит ситуацию.
– Я ни хрена не понял из того, что ты сейчас здесь лопотал. А ну-ка, давай еще раз, для непросвещенных.
– Ну, этноцентризм – это убежденность в превосходстве собственной этнической группы или своего народа и пренебрежение к представителям других народов. Они уверены, что они живут правильно, а все остальные нет.
– Ну вот, видишь. Мог же сказать нормальным языком.
– Да, но вместо одного слова – целых две фразы.
– Да ты, оказывается, просто лентяй. Кстати, ты бы хоть обучал меня самым необходимым английским словам. А то я и не пойму, если кто-то из наших иностранных партнеров будет звонить, а тебя не будет в офисе, или в номере гостиницы, – пробурчал Андрей.
– А разве это входит в мои обязанности, как партнера? – уточнил Михаил, пряча улыбку.
– Договоримся. Ты же не допустишь, чтобы я брал уроки у репетиторши?
– Не знаю, не знаю. Ты-то сам можешь представить себя, смотрящим на рот женщины целый час или даже больше. А это и придется делать, если захочешь брать частные уроки. Я очень сомневаюсь, что такие занятия пойдут тебе на пользу. Практиковаться в языке, конечно, нужно, но лучше в языковом окружении.
– Никогда не был в окружении. Даже в языковом.