Попутчик
Шрифт:
— А тебе?
— У меня нет выбора, — разом помрачнел Белик.
— У меня — тоже. Сколько тебе лет?
— Двадцать девять. А тебе?
— Пятьсот тринадцать.
— Ха! — насмешливо выдал пацан, придирчиво изучая преступно молодое лицо перворожденного. — Неплохо сохранился, ушастый! Мне бы так в твои годы! Для твоего рода это много или мало?
— Средне. И не называй меня ушастым.
— Значит, до старости тебе далеко… — предпочел не заметить просьбу Таррэна Белик. — Жаль, не увижу, как ты поседеешь. Имя рода у тебя спрашивать конечно же бесполезно?
— Разумеется. Ты знаешь весь текст пророчества? — не принял шутки эльф.
— Тебе что, прочитать? — дерзко хмыкнул пацан. — Неужто память подводит? Годы сказываются? Или просто желаешь убедиться, что я не наврал?
Таррэн спокойно встретил насмешливый взгляд зеленых глаз.
— Какой из твоих вопросов мне считать обязательным для ответа? Текст можешь прочитать, если тебе не трудно, но меня, конечно, интересуют
Белик беззвучно ругнулся, понимая, что некстати расслабился и ненароком дал эльфу неоправданную фору, а тот ею сразу же воспользовался. Он с досады едва не сплюнул, но потом безнадежно махнул рукой. И, прикрыв глаза, вдруг перешел на чистейший эльфийский — тот старый, не лишенный изящества древний стихотворный слог, который встречался исключительно в хрониках и лишь в одном-единственном месте. У Таррэна всегда мурашки бежали по коже от странной мелодичности медленно падающих слов, которые, как и много лет назад, казалось, идеально точно описывали его собственное будущее.
Мерно раскачиваясь, будто от дуновения невидимого ветерка, Белик вытянулся в струну и буквально пропел на одном дыхании заветный текст, заставив эльфа оторопело замереть и сильно вздрогнуть от удивительно мягких интонаций, которых он у дерзкого сопляка никогда раньше не слышал.
…Это будет, но лишь если тени след Снова ляжет на земли цветущие, Если мраком подменится солнца свет И уснет осторожность идущего. Коль отринет он сердца веление, Не сумев воспринять его полностью, Или веру погубит сомненьями, Перепутав уверенность с гордостью, Коль не бросит ценить то подложное, Что когда-то считали все святостью, Не отделит простое от сложного, Растеряв свою силу на малости, То не слышать ему ровный сердца бой, Не понять всю опасность беспечности, Не раскрыть силы памяти родовой Вместе с замыслом, скрытым под вечностью. Восемь раз вам отмерено судьбами. Восемь раз попытаться дозволено. Восемь жизней останутся судьями Пред его алтарем ненамоленным. Коль не хватит у вас разумения, О потомки тирана ушедшего, Коль не сможете вырвать у времени Капли силы Владыки умершего, Отвечать вам придется за те дела, Что творились под маской великого, И гадать, почему ваша смерть была, Как и жизнь, серой дымкой безликою. Лишь один шанс дается вошедшему, Лишь один шаг к вратам позолоченным, Лишь один взгляд на перстень обретшего И один миг для выбора точного. Но учти, сын владыки забытого, Если встанешь пред ним в одиночестве, Души кровные, тьмою убитые, Заберут и твою в дар пророчеству. Канешь в Лету, со смертью повенчанный, Отреченный от истинной матери, Кровным долгом навеки отмеченный И предательством брошенный к паперти…— Ну что? Я… ответил на твой вопрос? — перевел дух Белик и тряхнул буйной головой, словно избавляясь от наваждения.
«Лишь один шанс дается вошедшему… О владыка владык!» — пораженный в самое сердце, Таррэн не смог ответить, только кивнул и со странным выражением уставился на мальчишку, который так легко сейчас процитировал закрытые тексты хроник, куда самим Создателем были вплетены слова, мгновенно стирающие прочитанное из памяти.
Их нельзя было запомнить! Нельзя даже прочесть без риска лишиться разума! Только хранители знаний умели обойти эти слова-зацепки, да еще парочка посвященных, кому по долгу службы положено было знать. А больше никто! К тому же слышать пророчество — это одно. Вон Литур тоже слышал краем уха, да и Дииур, страшась за молодого воина, все же пересказал ему собственное понимание обычными словами. А Белик прочитал все! На одном дыхании, с легкостью. Абсолютно не понимая того, что сейчас сделал! Хоть ты десять раз услышь этот неповторимый ритм, но воспроизвести потом, без единой запинки, в оригинале… боги! Что же за скрытая сила живет в этом пацане? Откуда столь удивительные способности?!
Но учти, сын владыки забытого, Если встанешь пред ним в одиночестве. Души кровные, тьмою убитые, Заберут и твою в дар пророчеству.— Теперь моя очередь, — хрипло произнес слегка пошатывающийся эльф, машинально повторяя про себя странную фразу, так сильно запавшую в душу. Когда-то он считал, что знает, кому суждено стать кровным родственником из пророчества. Когда-то думал, что правильно все понял и готов к любым испытаниям. Когда-то это знание приносило боль. Заставляло метаться ночами в кошмарах. Но потом старший брат сказал: «Умри, дурак!» — и все переменилось. Казалось, уже навсегда.
Кровный родственник…
Неужели?!
— Белик! — почти выдохнул Таррэн, уставившись на юного Стража с внезапно вспыхнувшей надеждой. — Скажи, что было нужно от тебя тому эльфу? Знаешь, для чего ты ему понадобился?!
Девочка — да. Таррэну было понятно, для чего: не доведенное до конца дело почти двухвековой давности требовало завершения. Та обидная неудача, которая едва не стоила Талларену илле Л’аэртэ будущего и отняла жизни сразу двух десятков человеческих женщин и их новорожденных малышей, наверняка не давала наследнику темного трона покоя. Все долгие годы, что прошли с той давней трагедии, он, несомненно, пытался повторить это снова. Раз за разом, с новыми силами и знаниями, за которыми так настойчиво охотился. В этих поисках он забрался в земли презираемых эльфами смертных, поселился в такой несусветной глуши, что даже представить трудно. Каким-то образом усыпил бдительность Стражей. Остался неузнанным. Сумел избежать внимания магов. Наконец нашел человеческую кроху, которую выбрал в качестве жертвы, отдал ей через древний ритуал часть своей крови, страстно надеясь на то, что через несколько лет малышка кардинально изменится, утратив недостатки смертных и вернув ему эту кровь обратно. Рискнул чужой жизнью, безжалостно исковеркал невинное человеческое дитя и… снова проиграл. Потому что Лита не смогла бы стать той, кем он надеялся: матерью его наследника. Даже если бы выжила, даже если бы справилась с тем ужасом, которому подверг ее прекрасный палач, даже если бы приняла его проклятый дар — несколько капель чуждой смертным крови… никогда не бывать этому! Организм обычной смертной просто не способен на большее! Он не подарит миру полноценного перворожденного, потому что это — против законов природы. Потому что изменяющие руны не уравновесить так, чтобы сохранить жизнь несчастной! Даже если их нанести прямо на кожу, вытравить в теле, как травят металл едкой щелочью! Даже если забыть про время, что требовалось на полноценное единение, не думать о той боли, что оно должно было принести, все равно! Девочка была слишком слаба! И Талларен прекрасно это знал, сталкивался не раз! Так уже было, и не только в Темном лесу! Однако он все равно начал эксперимент заново. Видно, маниакальная страсть доводить дело до совершенства не позволила отступиться.
Но мальчишка… мелкий безусый мальчишка, у которого вдруг появилось так много общих черт с перворожденными… всего лишь смертный, откуда-то обретший невиданную силу… боги, боги, боги! Неужели брат все-таки верил в это грешное пророчество?! Верил и искал другой путь?! Кровь Изиара невероятно редка сейчас! А ему так нужен был кто-то, кто смог бы его заменить — палача, отчаянно не желавшего умирать ради собственного народа!
Кровный родственник от смертной…
Таррэн едва не застонал.
А у Белика вдруг изменилось лицо, превратившись в застывшую восковую маску, больше похожую на посмертный слепок, который у некоторых народов принято делать с усопшего. Он замер недвижимой статуей, буквально окаменел от накативших воспоминаний, заледенел от вспыхнувшей, как пожар, лютой ненависти и, до боли сжав челюсти, резко отвернулся. Его плечи напряглись, грудь тяжело вздымалась, на висках выступили крохотные капельки пота, а губы сжались так плотно, что превратились в идеально прямую линию. Зеленые глаза дико расширились и потемнели, словно снова видели душный темный подвал, истерзанную сестренку, уже переставшую дышать, и ошеломительно красивое лицо напротив, на котором блуждала глумливая и жестокая ухмылка с отчетливой примесью злого торжества, — лицо перворожденного, что нашел наконец ответ на главный вопрос для своей вымирающей расы.
— Прости, я не хотел… — спохватился Таррэн, внезапно испугавшись, что все испортил и мальчишка надолго закроется, снова уйдя в глухую оборону.
«Все-все, не надо, не говори ничего, я понял, — мысленно просил эльф. — Я больше не требую ответа! Довольно, хватит, забудь, потому что слова, произнесенные вслух, станут слишком страшными для нас обоих. И я совсем не хочу их услышать, потому что уже знаю причину! Ох, малыш… до чего же жуткими стали твои глаза… Он ведь действительно тебя почти убил, спалил изнутри своей проклятой кровью. Неужели нашел какой-то путь?! Обошел это проклятое пророчество?! И твои глаза — это не только признак единения с хмерой, а еще и отблеск „Огня жизни“?! Того самого, что он успел тебе передать?! Но тогда как же ты выжил, человеческая кроха? Как сумел вынести этот кошмар? Как справился с болью и отчаянием, которые наверняка терзают твою душу до сих пор?!»