Попутчик
Шрифт:
Несмотря на ледяной влажный ветер, врывавшийся сквозь открытые двери, они все чувствовали горелую вонь паленой пластмассы, доносившуюся из моторного отсека, который располагался за салоном вертолета. Осколки взорвавшегося двигателя ударились в основной фюзеляж и нанесли несказанный вред, впиваясь и беспорядочно разлетаясь, будто разрывные пули в теле жертвы. Какие системы были выведены из строя? Что там горело? Гидравлика? Топливные шланги? Электрика? И где вообще система пожаротушения?
— Сможешь посадить?
Фальк поднял взгляд. Рядом
— Масри! Сможешь посадить?! — пытался он докричаться до того.
Масри что-то произнес.
— Масри, я не слышу тебя! — орал Прибен. — Что ты сказал? Сможешь посадить или нет?
Что-то. Что-то похожее на «да»?
На миг Прибен перевел взгляд на Фалька, заметив, что тот наблюдает за ними. Фальк отер со рта кровь.
— Масри! — крикнул Фальк. — Масри, где ты собираешься садиться?
— Масри, ответь на вопрос Блума, — окликнул его Прибен. — Где ты собираешься садиться? Масри?
Ничего. Прибен посмотрел на Фалька.
— Да его надо просто пристрелить, — объявил он. — Хуже уже не будет.
— Масри! — заорал Фальк.
Звук двигателя изменился. На секунду.
Фальк подумал, что тот просто отключился, но вдруг увидел, что земля под ними начала резко приближаться. Она стремительно неслась им навстречу. Лес поглощал отраженный рев и стук моторов. Рев превратился в однотонное жужжание с пронзительным воем. Вертолет лязгал и болтался из стороны в сторону.
— Ой, черт! — застонал Вальдес.
— Масри! — заорал Фальк. — Рули в сторону ровной площадки! На открытое место, Масри! Вон туда! Только не занеси нас на эти долбаные деревья! Масри!
Его пожеланию не суждено было сбыться. Под ними проносился океан деревьев. Фальку очень хотелось, чтобы они оставались над этим океаном. Сплошные листья. Листья и ветки. Посадка должна быть мягкой, эта зеленая масса поддастся. Может, они отскочат от нее, как монетка от завернутого по краям листа бумаги, как камешек, прыгающий по водной глади озера.
А все вышло так, будто они врезались в стену.
Удар был как от падающей глыбы. Снова шум, рев, грохот, завывание двигателей. Звуковые сигналы тревоги. Вся машина дрожала и грохотала с самоубийственной яростью. Скрип, скрежет, рев, треск — все эти звуки раздавались одновременно, когда они неслись сквозь полог леса. Обломки ветвей чиркали по кабине. Перемолотые оборванные листья кружились в воздухе вокруг них, залетая внутрь через боковые двери.
Затем что-то более крупное, тяжелое, несдвигаемое ударило в них и резко развернуло, как правый хук ломает челюсть, разворачивая голову вбок. Затем еще один удар, теперь по ребрам, от которого они покатились влево. Головой вперед, раздирая полог леса и раскалывая стволы деревьев. Вокруг поднялась настоящая буря из древесных щепок и обрывков коры, окончательно сделавшая невозможным управление падающей машиной.
И наконец, завершающий удар кувалды. Фалька швырнуло на спинки передних сидений.
Тряска не прекратилась. Повсюду раздавались самые разные звуки. Корпус, визжа, как побитая собака, гнулся и трещал. Слоистый пластик покрытия сминался, будто фольга. Металл скрежетал и рассыпался. Поверхностные сплавы не выдерживали. Падающая металлическая махина — против деревьев и земли.
Затем ничего.
Фальк не был уверен, где находится верх. Он не был уверен, все ли части его тела на месте или что-то оторвалось в процессе падения. Но он знал наверняка, что жив, и это само по себе было большим чудом. Оставалось непонятным, как вообще возможно выжить в таких условиях.
Отрицая любую боль, которая неизбежно последует, он позволил себе крошечное мгновение триумфа — радости, что удалось ухватить удачу за хвост.
Затем змея нанесла удар, и приступ скрутил его, и он опять провалился в никуда.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
— Фальк?
Его имя казалось чужим. Уже какое-то время он не слышал, чтобы его звали по имени. Далекие голоса и перевернутые вверх тормашками звуки жужжали в его голове, то влетая, то вылетая, сначала тихие, затем громче и опять тихие.
Его имя всплыло из этих звуков, совсем ненадолго, словно маленькое глубоководное существо, устремившееся вверх, чтобы, вынырнув на поверхность, глотнуть воздуха. Все верно, из бессмысленной круговерти голосов его имя снова появлялось невредимым.
— Фальк?
Боли не было. Это означало одно из двух: или он выздоровел, или у него серьезное повреждение позвоночника.
— Фальк?
Глаза Блума. За ним — листья и ветви, темно-серое неровное пространство под пологом леса. Мягкий синевато-серый свет, словно снежный, похожий на цвет неба перед тем, как с ними случилась катастрофа.
Он лежал на спине, глядя вверх, на полог из смолистых ветвей, переплетавшихся между собой. Деревья с листьями пепельно-белого цвета и корой, напоминавшей незагорелую кожу. Вьющиеся растения обвивали каждую ветку, каждый ствол, подобно внешней обмотке. Свисающие лианы, неприятно похожие на змей, были усыпаны белыми, будто молочные жемчужины, ягодами и крошечными желтыми цветочками. Некоторые из них переплетались, словно пучок электрических проводов в кабеле.
Дневной свет — вернее, его крошечные лоскутки — проглядывал сквозь эту медленно колышущуюся крышу.
Лица были едва различимы. Люди участливо склонились над ним, глядя на него, прямо ему в лицо. Раш, Прибен, затем Вальдес. Все здорово перепачканы, лица измазаны грязью и потом, местами на них виднелись пятнышки крови и смазочного масла.
— Фальк? — звал Раш. — Ты слышишь меня? Если ты жив, подай какой-нибудь знак.
— Фальк, — произнес Прибен. — Ты ранен. У нас возникла серьезная проблема. Непредвиденная. Мы пытаемся решить ее. Фальк? Мы поможем тебе, о'кей?
Интересно, откуда они узнали его имя? Каким образом?