Попутчики

Страйк Кира

– А зачем нам собака, которую все боятся?
– на мой взгляд, резонно спросила я.

– Именно затем и нужна, что все боятся.

– И откуда вообще уверенность, что ты с ним сладишь?

– А нет никакой уверенности.
– он остановился и повернулся ко мне, приблизив лицо вплотную, - Поэтому и просил тебя остаться в доме. Не знаю, к чему эта затея приведёт, но чувствую, что должен попробовать.

Саша снова отвернулся и устремился в белую мгу*, на ходу пытаясь сориентироваться.

– Понимаешь, мастер когда про отца твоего рассказывал, упомянул,

мол он последнее время ему Арта напоминал. Жил говорит, как будто каждый день - последний. Загнанный и отчаявшийся, но зубастый и каждый миг готовый дорого продать свою жизнь. Я и спросил, что за Арт.

Алекс снова остановился, вглядываясь в переплетения деревенских троп. Сейчас их сложно было назвать дорогами.

– Боже, что мы делаем?– задала себе вопрос я, едва не ткнувшись в него носом, -Ладно Сашка- вояка, но я-то? Где моё здравомыслие и хоть какая-то осторожность. Несусь по сугробам, сломя голову, неизвестно куда в поисках зверя, наводящего ужас на целую деревню.

– Где-то здесь. Ищи глазами тоже. Столб и собаку на цепи. Надо же, даже железа не пожалели - мастер сказал, что верёвки этот кобель на один зуб перекусывал.
– шмыгнув замёрзшим носом, добавил мне оптимизма сосед.

– Стой.
– замерла на месте я, - Слушай.

– Что?

– Молчи и слушай.
– шикнула я, - Звякнуло вроде как... Или показалось?

– Арт?
– громко позвал Алекс.

Мы стояли снежными столбами, слушая в тишине спящей деревни завывание вьюги. Спустя несколько секунд, сново отчётливо звякнуло.

– Туда!
– махнул рукой Саша и решительно двинул в сторону долетевшего звука.

Мы его нашли. Это зрелище я не смогу забыть никогда.

*Мга - финское — рыхлая земля, неплотный, свободный, слабый, шаткий грунт, песок, щебень, гравий, смесь, мешанина

** История с собакой, за исключением художественных подробностей - реальная и взята из жизни моего отца. Да, ещё это был не волкодав, а овчарка, и сидел Арт не на цепи, а на жёсткой проволоке.

20

– Сволочи...
– слёзы тонкими ручейками покатились из глаз, застывая на морозе и обжигая кожу.

Я больше шагу не могла ступить. Волоча по снегу тяжеленную цепь, обмотанную вокруг шеи безо всякого ошейника, в свете луны и снега, отражавшего бледное сияние небесного фонаря, перед нами медленно вырос призрак ночи. Простите за пафосное сравнение, но для меня этим образом навсегда теперь останется Арт.

Чёрный, высокий, когда-то красивый и могучий, а теперь жалкий, драный, всклокоченный он стоял, уперев лапы в стылую землю и ожесточённо щерил клыки, рассматривая нас, оценивая степень опасности. Не помню, сколько это продолжалось, но яростный огонь в глазах зверя потух и сменился обречённым равнодушием, когда он развернулся и побрёл к своему столбу.

– Арт!
– снова позвал Алекс и пошёл вслед за ним.

–

Ненормальный.
– тихо прошептала я, пытаясь разодрать склеенные льдом ресницы.

Пёс остановился, слегка повернув лобастую голову в его сторону. Саша дошёл до границы, которой достигала удавка волкодава, на миг задержался, ступил дальше.

– Пойдёшь со мной?
– остановившись на пиететном расстоянии и присев на одно колено, просто спросил он.

Пёс развернулся всем корпусом, помедлил и, не отрывая от Алекса сторожкого взгляда, шагнул навстречу. Ещё шаг... ещё... Я не шевелилась и перестала даже дышать, отчётливо чувствуя, как волосы на затылке поднимаются "против шерсти".

Опасный, всё ещё сильный зверь и человек молча смотрели друг другу в глаза. И, кажется, прошла целая вечность, прежде чем человек медленно протянул руку к сковывавшей пса цепи. Тот продолжал стоять чёрным изваянием, не издавая ни звука и не двинув мордой ни на миллиметр.

Саша, осмелев, уже обеими руками искал место крепления, с трудом разгибая вмиг околевшие без варежек пальцы. Наконец, цепь, глухо звякнув мёрзлыми звеньями, упала в снег. Пёс подался назад, вперёд и, тяжело оттолкнувшись от земли, послал тело в могучий прыжок, за раз вполовину сокращая расстояние между мной и им.

Я, отшатнувшись, рухнула в сугроб, расширенными глазами наблюдая за его приближением. Тяжело сипя, зверь промчался мимо, совсем рядом, лишь на мгновение задержав на мне своё дыхание. Через пару секунд чёрная молния исчезла из виду.

– Ты в порядке?!
– Саша бросился ко мне, поднимая и отряхивая от налипшего белого холода.

– Чуть концы не отдала.
– онемевшим ртом едва выговорила я. Сердце не просто застряло в горле, оно колотилось так, что грозило выбить зубы.

– Значит, в порядке. Всё закончилось. Домой, пока совсем не задубели.

– Ну что, доволен попыткой?
– ворчнула я, плохо справляясь с последствиями пережитого испуга, - Хорошо, что хоть башку не откусил. На том спасибо.

На самом деле это была просто реакция нервов. В душе же искренне радовалась, что мы его освободили. Ну как мы... Саша. Такой пёс и сам себя прокормит - не пропадёт, а вот на удавке - точно загнулся бы. И дело даже не в скудности подачек, изредка оставляемых для него селянами посердобольнее. Такую собаку в принципе нельзя держать на цепи. Что же за люди-то такие?! Уж лучше бы в самом деле пристрелили - не мучили.

– Сволочи.
– уже вслух тихо выругалась я.

В голове, в такт шагам, одна за другой всплывали строки из прошлого...

На обочине дорожнойВ пропылившейся травеНеухожен, насторожен,Жизнью бит не раз, похоже,Пёс глядел вдогонку мне.Полон грусти неподложной,Что хлестала, словно стек,Взгляд его - что ток под кожей...Что ж ты, добрый человек,Хлеба мне не дашь краюхиИз родных до боли рук,Даже за лохматым ухомНе потреплешь, старый друг?Я стоял заворожённыйИ пристыженно молчал,Озарением сражённый,Что с трудом, но пса узнал...Не о вероломстве повесть.Жаль, поймут меня не все:То сидела наша совесть,Тихо умереть готовясь,У обочины шоссе. *