Попутное поручение
Шрифт:
Лобановские гости разговаривали о своих делах и на Женьку внимания не обращали, но Женька не скучал — в комнате у Лобанова было что разглядывать. Во-первых, сапоги. Стоят в углу — резиновые, высоченные. Хоть реку переходи в них — не зачерпнёшь. «Болотные», — объяснил как-то Женьке Лобанов. А ещё интересней лобановский костюм! Водолазный — не водолазный, пожарный — не пожарный. Верх — ярко-жёлтого цвета, низ — голубой. Капюшон. Внизу на рукавах и на штанинах — резинки. Ну прямо как у космонавтов! Только Лобанов, конечно, никакой ни космонавт. Это уж точно! Больно хлипкий. Разве
Лобановские гости между тем всё шумели. Сначала Женька не слушал. Хоть и слушай — всё равно ничего не поймёшь.
— Квадрат «Б-8»! — кричал один. — Я вам говорю, квадрат «Б-8». Лобановская падь. На волокуше до сотни клещей!
— Какое там «до сотни»! При благоприятных метеорологических условиях счёт теряли.
— А ваши мышеловки, Лобанов?
— Мышеловки — это тот самый факт, против которого не попрёшь, — отвечал Лобанов.
Тут уж Женька невольно открывал уши пошире. Придвигался к столу. Конечно, не очень близко, чтобы не прогнали. А то возьмут и выгонят на самом интересном месте.
— Сколько же вы мышеловок ставили?
— По норме. Двести в сутки. Примерно в двадцати — двадцати пяти направлениях.
— Та-ак. А вычёсывали сколько?
— Как когда. Во всяком случае, с каждой мыши более чем достаточно. Вот таблицы. Можете взглянуть.
— Ну-ка, ну-ка! Очень любопытно.
Это и в самом деле было очень любопытно. Дальше, правда, Женька опять ничего не понимал:
— …анализ крови мышей… как показали лабораторные исследования…
Впрочем, это было неважно. Главное-то он всё-таки вызнал. Сказать кому — не поверят. Женька представлял себе, как худой, длиннорукий Лобанов ставит мышеловки — двести по норме. А потом, посвистывая, вычёсывает пойманных мышей. Он боялся прыснуть на всю комнату. Давился, зажимая кулаками рот. А когда уж очень одолевал смех, потихоньку выходил в коридор.
Он всё-таки не выдержал и рассказал на кухне про лобановские мышеловки и про то, что Лобанов чешет мышей. Соседки смеялись:
— Ну и Женька! Ну и выдумщик!
Женька косил по привычке. Привирал — ведь всё равно не верят. Получалось складно, словно он своими глазами видел, как Лобанов, ухватив за хвост мышь, чешет её специальной мышиной гребёнкой. Все на кухне веселились. Только бабка почему-то рассердилась на Женьку: «Вот скажу отцу!» Но Лобанова с тех пор стала называть мышеловом, как раньше звала голодранцем и изобретателем.
Женьку тянуло в соседнюю комнату, как эту самую мышь в мышеловку. Он даже скучал по вечерам, когда Лобанов задерживался. Выскакивал в коридор всякий раз, как хлопала входная дверь. Однажды он подкараулил Лобанова в воскресенье. И когда тот, умывшись, с полотенцем через плечо и с чайником в руках шёл к себе, скользнул в комнату соседа. Покосился насторожённо. Коситься было чего. Ведь это из-за Женьки теперь все потихоньку звали соседа мышеловом. Но он, наверное, не знал об этом. Потому что встретил Женьку приветливо. Так же, как и в первый раз, сказал:
— Заходи, гостем будешь. Давай чай пить. Чай пить Женька не стал. У Лобанова на столе всё та же ветчиннорубленая колбаса да кусок сыра, похожий на мыло. А у
Лобанов, уткнувшись носом в газету, жевал бутерброды с колбасой и сыром. Когда он отложил газету, Женька спросил, просто спросил, без хитрости.
— А правда, вы мышей ловите?
— Правда, — сказал Лобанов серьёзно, не в шутку.
— А зачем вам мыши?
— Видишь ли… дело, собственно говоря, не в мышах, а в клеще. Мыши только…
Лобанов говорил не очень понятно, но Женька всё же раскумекал, что к чему. Не зря учительница Анна Сергеевна считала его смекалистым. Дело и вправду было не в мышах, а в клеще. Лобанов даже показал Женьке этого самого клеща. Не живого, конечно, а на картинке. Вот он: маленькая красная точка. Это — голодный клещ. А вот — пузатый, раздулся, разбух, насосался крови. Сразу видно — настоящий паразит, как и говорил Лобанов. Очень даже вредный. Сколько с ним намучились. От него заражаются люди страшной болезнью с мудрёным названием «энцефалит». Больше всего этого клеща в таёжных лесах. Вот и болеют лесорубы, геологи, строители. Работать им приходится в таких, как у Лобанова, комбинезонах. Резинки на капюшоне, рукавах и штанинах плотные, чтобы в щёлочку не пролез клещ.
Теперь, когда лобановские гости разговаривали о своих делах, Женька понимал: Лобановская падь — это то самое место, где Лобанов и его товарищи больше всего находили клещей. Собирали их так: одетые, как космонавты, в свои жёлто-голубые комбинезоны, они топали по тайге и волочили за собой привязанные к палкам полотенца. Пройдут пятьдесят метров и считают, сколько клещей на полотенце. Оно потому и называется волокушей, что его по земле волокут. Сосчитают клещей на полотенце и на жёлто-голубом комбинезоне. Он и окрашен так, чтобы видней было, где клещ прицепился.
Ну а мыши… Мыши, оказывается, тоже болеют энцефалитом и помогают установить, где всего больше водится клеща.
— …и если анализ крови…
— …новые данные…
— Наконец будет выявлен главный очаг заражения!
— Нужна повторная экспедиция, — говорил Лобанов, размахивая руками.
Женька тоже считал — нужна!
Но экспедицию почему-то всё не утверждали. Наверно, боялись: а вдруг Лобанов не поймает новых мышей?
Теперь по вечерам Женька, как только хлопала входная дверь и раздавались быстрые шаги, выскакивал из комнаты:
— Ну как? Утвердили?
— Пока нет, — хмуро отвечал Лобанов, — средств нету — денег, — пояснял он.
— А много надо-то? — спросил однажды Женька.
— Много ли надо? — переспросил Лобанов, не поворачивая головы; он стоял, посвистывая, и всё любовался пузатыми клещами на картинках. — Да порядочно, брат. — Он вздохнул и перестал свистеть. — А что?
— Ничего, я так. — Женька помолчал. — А то по облигациям можно выиграть или лотерейный билетик купить. (У самого Женьки тоже хранился такой билетик — бабка подарила, на счастье: «Может, выиграешь, внучек».) А что, — сказал он, — некоторые выигрывают. Даже холодильник или телевизор можно, если счастливая судьба, — повторил он слова бабки.