Попытка номер три
Шрифт:
– Я понимаю, что сейчас еще трудно что-либо сказать определенно, я просто хочу обрести хоть какую-то надежду, понимаете? – этот пожилой и грузный мужчина выглядел совершенно растерянным. – Я глава семьи, мне нужно так настроить своих близких, чтобы у них даже мыслей не возникло о плохом исходе дела, но для этого я и сам должен иметь хоть призрачную надежду.
– Работа ведется, – повторил Никита. Большего сказать он пока не мог. – О вашей супруге есть, кому позаботиться?
– Да, конечно. Сейчас позвоню дочерям, они приедут. Теща моя уехала в санаторий к морю, она сердечница, но девчонки мои помогут нам. Да, они помогут, – мужчина трясущимися руками
Наталья и Алена сидели за столиком на кухне в квартире Терехиных. За окном снова полил дождь, да резко, с перестуками, словно старался напроситься гостем за стол в теплой и уютной квартире. Здесь была какая-то особая атмосфера, которая не тяготила, а даже, наверное, излечивала усталую душу. Ребятня помладше носилась из комнаты в комнату, затихая на несколько минут и снова возобновляя возню. Старших дома не было. Сама хозяйка дома, слегка встрепанная и без привычного макияжа, разливала кофе из аппарата в симпатичные чашечки. У нее впервые за две недели был выходной, и она наслаждалась суетой в доме и ребячьим беспорядком.
– Расскажи, наконец, подробно, как у тебя дела? – Наталье не терпелось знать все подробности. Жизнь подруги была непростой – дети, одна из которых дочка ее мужа от первого брака; родственники этого же самого мужа, которые не то чтобы ненавидели женщину, но всячески старались испортить ей жизнь; работа, которую она обожала, но с которой не могли примириться те же люди в виде мужниной родни. И при всем при этом – вечный позитив, улыбки и желание обогреть своим теплом весь мир.
– Не знаю даже, что такого любопытного тебе рассказать, – пожала плечами Алена, помешивая ложечкой пышную пену в кофейной чашке. – Сама знаешь, у нас с переменами туго, особенно, если им нужно повернуться в лучшую сторону. Ребятишки вроде в порядке и с Катериной мы ладим, но как только она побывает в деревне у бабки и сестры – все, словно подменяют девчонку. Приезжает притихшая какая-то, недоверчивая, смотрит волчонком и сквозь зубы разговаривает. У нее и так сейчас не самый простой период – переходный возраст, первая любовь, да еще и безответная, как часто в этом возрасте бывает, а эти курицы ей еще мозги промывают. Вроде уляжется все, успокоится, опять жить начинаем спокойно – нет, как каникулы – прямо требования с той стороны – присылайте Катю к нам, не имеете права отлучать, не давать общаться, иначе опека, суды, полиция и прочее, прочее, прочее. И что людям ровно на попе не сидится? Свекровь еще… Маразм старческий, что ли, подкрадывается?
– Что с ней?
– Тоже история давняя. Когда Сашка мой с Маринкой вместе жили, то брали они кредит на покупку земельного участка. По договору они несут совокупную ответственность, но платил по кредиту Саша. Тут у них разводы, дележки, она все деньги и карты стащила – платить нечем. Банк выставил требование Сане и Марине, как созаемщикам. Та в панику, звонит свекрови, мол, в чем дело? У меня малолетние дети, а тут кредиты всякие, почему я должна у детей кусок хлеба отбирать, а сынок твой жировать? Нельзя о покойниках плохо говорить, не принято, но это дело былое и все – правда.
В общем, свекруха моя добросердечная, от большой и неземной любви к внучкам, дает бывшим супругам двадцать тысяч на последний взнос. Кредит погашен. Вскоре Марина единолично продает участок, денежки все до копейки забирает себе, с бывшим мужем не делится и свекрови долг не отдает. На эти денежки они с Андреем, бывшим муженьком твоим, потом взнос первоначальный сделали за дом и благополучно забыли про Нину Шахаевну
– Пошли ее подальше и забудь. Своих проблем хватает, еще чужие на себя вешать! А что касается Кати, я бы пошла на принцип и не отпустила девчонку в этот гадюшник. А зачем? Нервы себе и ей мотать? Хотят видеться – пускай приезжают. Погуляют по городу, поговорят, посмотрят друг на друга – и адью! Нефиг неделями ей в уши дуть да всякий бред в голову вкладывать. В конце концов ты – ее мать теперь, законная, и они обязаны считаться с тобой!
– А ведь ты права. Почему я сама об этом не подумала?
– Ты привыкла жить их желаниями, боясь всем навредить, а о себе думаешь в последнюю очередь, – решительно заявила подруга, – а этот серпентарий быстро слабину нашел и давит на больное место.
– Это еще что! Тут недавно тетушка Надя отчебучила – умереть, не встать! Представляешь, позвонила моему начальнику и расписала, какая я тварь, мол, чужие семьи разрушаю, детям жизнь порчу, в Интернете у меня на стенах сплошь матерные фразы, и столько еще всего – не переслушать. Требовала уволить такого сотрудника. Вся контора ржала, менеджер по кадрам, блин.
– А что муж?
– Не знаю, говорит, что пообщался с ней в резкой форме, на место поставил, да только фигня все это, ее не проймет. Люди, которые привыкли по парткомам бегать и кляузы строчить, так просто не успокоятся. У меня впечатление, что она и Володю своего только таким макаром около себя и удерживала всю молодость – только почует опасность для семейной жизни – сразу к руководству, а те кулаком по столу и приказ – жить с женой, как требует коммунистическая партия, как завещал товарищ Ленин, и пипец – тянет мужик лямку семейного быта до очередной пропесочки.
– Ох, Аленка, сильный у тебя характер, но не с этими суками, прости за выражение! Я бы их давно к ногтю прижала, а ты все старость уважаешь. Тем временем маразм крепчает. А про парткомы как здорово ты рассказываешь, – расхохоталась Наталья, – я прямо-таки картинку себе в голове нарисовала – «Ходок у профсоюза». Представляешь, стоит такая баба – разъяренная, волосы дыбом, глаза навыкате и тычет пальцем в престыженного мужичка. Тот поник, потупив очи, держит в руке чемодан, типа удирать собрался, а на заднем плане сидят за столом с красным сукном товарищи и серьезно и укоризненно взирают на происходящее. Да, прямо картина маслом!
– Ну ты даешь, – рассмеялась, наконец, и Алена, – просто художник-карикатурист, Кукрыникс, честное слово! Ну да хватит о моих делах, давай о тебе поговорим. Как она, жизнь полицейской жены? Поделись опытом.
– Непроста моя жизнь, очень непроста, – вздохнула Наталья, – и не потому, что приходится вставать то с утра пораньше, то за полночь, а потому, что я до ужаса боюсь, что однажды Никита просто не придет. Боюсь упустить возможность лишний раз обнять, поцеловать, прижаться, сказать, что люблю. Сто раз взгляну на телефон и не решаюсь позвонить первая – а вдруг он на выезде или у него люди, у которых случилась беда. И еще до обморока боюсь звонка на городской телефон. Ведь если что случится, звонить будут именно на него.