Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
— Господин штабс-капитан, разрешите представиться! Ротмистр семнадцатого гусарского Черниговского полка Савелий Окунин!
По щекам старого ротмистра, а если по нашему считать, то майора, текли частые слёзы. Не замечая их, Окунин так и держал руку возле головы. Ну и что тут делать? Понятно, что мы в разведке, но вот от того, что он мою фамилию узнает, мир не перевернётся. Вообще-то, конечно, уходя в тыл, документы и знаки различия оставляли на базе. А я как-то прошляпил. У остальных проверил, а со своей гимнастёрки снять, когда комбез надевал, — из головы вылетело. Но как в тему
— Капитан Красной Армии Илья Лисов!
Автомат Лехе передал, потому как по уставу — с оружием не козыряют, а я не хотел, чтобы старый служака подумал, будто у нас армия лохов, правил не знающих. Потом обнял расчувствовавшегося Окунина и сказал, что про командирских детей обязательно доложу. Только вот пусть он мне на карте покажет, где его лесная хибара находится. Смущённо шмыгающий дед отметил точку и, окончательно придя в себя, объяснил просьбу:
— Через нас фронт обратно покатится. И кто его знает, как оно повернётся. Вдруг детишек уберечь не смогу.
Потом вдруг опять попросил карту. Я дал. Окунин спросил — есть ли у меня следующий лист. На вопрос «зачем?» ответил:
— У тебя вот здесь краешек болота виден. И обозначено оно как непроходимое. А я тропу знаю. Даже не тропу, а дорогу целую — танки пройти смогут. Я эту дорогу сам нашёл. А местные о ней или не знают, или не помнят. Тевтонцы тут никакого удара ждать и не будут. У них укрепрайон, вон видишь, даже у тебя отмечен — по холмам идёт. А возле болота только патрули ходят. И то из-за того, что службу они знают хорошо. Так что патрули — просто для подстраховки.
— А какие танки смогут пройти? Лёгкие? Типа «виккерса»?
Окунин насмешливо хрюкнул и, оглядев меня помолодевшими глазами, ответил:
— Вы, господин капитан, ещё «рено» бы вспомнили. Не такой уж я и замшелый, как кажусь. До самой войны новинками техники интересовался. Да и за два года на неё насмотрелся. И на целую и на разбитую. КВ, скорее всего, не пройдут — всё-таки тяжелы слишком, а вот для тридцатьчетвёрки — в самый раз! Максимум в одном месте метров двадцать гати для надёжности сапёрам проложить надо будет.
Блин! Этот гусарский майор оказался просто находкой! Если действительно танки пройти смогут, то укрепрайон с тыла можно в блин раскатать. Наказав старику больше не ввязываться ни в какие передряги, твёрдо пообещал, что на следующей неделе к нему придут люди с нашей стороны. И лётчиков заберут, и детей, и самого Окунина. Он теперь — особо ценный объект. От его сохранности и знаний, возможно, тысячи жизней зависеть будут. Потом, подумав пару секунд, переиграл. На фиг! Лучше самим проводить весь обоз до дедовской замаскированной заимки. Хоть начинающийся дождь и не даст собакам, если такие здесь объявятся, встать на след, но мне так гораздо спокойнее будет. А для ещё большего спокойствия решил оставить с ними Абаева, отдав ему вторую рацию и термоэлемент. По пути приглядели хорошую поляну, годную для посадки самолёта, потому как весь этот табор пешим ходом вывести не получится. Когда наконец всех устроили, был уже глубокий вечер. Разместили раненых, перекусили. Во время ужина Окунин всё расспрашивал меня об изменениях в армии.
— Неужели теперь офицер офицером называется? А комиссар как?
— В пятый раз говорю: и офицер — офицером, и солдат — солдатом. Даже генерал — генералом! Комиссаров теперь нет. Есть заместитель командира по политической части. Называется замполит. Хотя хрен редьки не слаще. Но с двоевластием в армии покончено. Теперь за командиром всегда последнее слово.
— Вот это верно! — Дед даже привстал. — В армии всегда единоначалие должно быть, а то не армия получится, а сброд, цели не знающий. Даже в бандах атаман был один, иначе они долго не существовали. Поэтому немцы и захватили полстраны, что у нас в каждой роте по два начальника было. Точнее, один командир, а другой контролёр, право имеющий командирские приказы отменять.
Хм… Савелия Игнатьевича, конечно, занесло, фрицы до Москвы дошли не только из-за этого, но и это тоже было одним из многих факторов наших поражений.
Ну ладно… Посидели, поели, отдохнули — пора и честь знать. Как ни уговаривал Окунин остаться до утра, время поджимало, и, выйдя из дома, попрыгав по привычке, мы куцей цепочкой из трёх бойцов втянулись в лес.
— Ты уверен, что этот старик знает тропу через Марьино болото?
Колычев внимательно посмотрел на меня, крутя карандаш между пальцами. Я ему доложил уже о результатах разведки, а теперь рассказывал о встрече с Окуниным.
— Практически уверен. Врать ему резона не было, да и сам дед доверие вызывает.
— А если немцы тоже этот путь нащупали?
— Никак нет. Окунин рассказывал, что фрицы пытались болото проверить, но чуть не утопли и на том успокоились. Местным он ничего не говорил, так что немцев просветить никто не смог бы.
— Всё равно, разведчиков к нему в любом случае надо послать, чтобы они эту тропу своими ногами прошли. И мало ли чего старому померещится. Одно дело человек, а другое танк. Он небось технику только издалека видел…
— Разведчиков само собой, только вот он не просто дед. Ротмистром ещё в Первую мировую воевал с немцами. Как был военная косточка, так и остался. И БТ от КВ тоже отличить сможет.
Подробно рассказав о своём разговоре с Савелием Игнатьевичем, закончил словами:
— Так что по любому его вытаскивать надо. Мало того, что с ним два раненых лётчика, так плюс ещё и ребятишки — дети комдива. А подходящую площадку для самолёта мы уже присмотрели.
— Какие ещё дети? Какого комдива, откуда они там взялись?
Полковник так удивился, что даже перестал крутить карандаш.
— Это я ещё просто не успел доложить. В сорок первом Окунин подобрал двоих детей. Мать у них убило, вот он их и пригрел. А потом выяснилось, что они — дети командира дивизии Игнатьева. Ну, то есть он комдивом перед войной был, а что с ним сейчас — неизвестно…
Хруп! Половинки карандаша упали на стол. Иван Петрович, не замечая этого, расстегнул верхнюю пуговицу и как-то глухо спросил:
— Мальчик и девочка?! Как их звать?! И точно у них мать погибла?