Порабощенные сердца
Шрифт:
Его хватка слегка ослабла, но тон остался суровым.
— Посмотри на меня. Я не был среди тех людей, Рика. Я старался доказать это не просто словами. Я не причинял тебе зла и не позволил, чтобы тебе его причинили.
— Ты глупец, римлянин. — Она не должна, не могла принять от него жалость! — Ты говоришь о моем мужестве… Ладно, я скажу тебе — его поддерживает ненависть к твоему народу, ненависть, которая горит во мне, как огонь.
— Никакой огонь не может гореть без топлива.
Ничто не выдавало его намерений, ни одно движение
Тогда он оттолкнул ее от себя.
— Теперь… — его голос стал хриплым, дыхание тяжелым, — теперь ты получила топливо для своей ненависти.
В первый момент она растерялась. Собственная реакция на поцелуй поразила и ужаснула ее. Но хуже, гораздо хуже, было то, что он отстранился, и чувство стыда более сильное, чем прежняя ненависть, охватило ее.
— Будь ты проклят, римлянин! — К ней вернулся дар речи, и, все еще ощущая его поцелуй на губах, она отвернулась, сплюнула на землю и вызывающе подняла голову.
Без сомнения, цель его была достигнута. Гален шагнул назад, повернулся и пошел прочь. Боги были благосклонны к нему — он легко мог проиграть. Сейчас он нарушил одно из самых основных правил борьбы: действовал не только необдуманно, но под влиянием эмоций — злобы, гнева, отчаяния. Сколько раз он предлагал ей поддержку, уважение и защиту, в ответ она все глубже уходила в оборону. И теперь, когда она отказалась принять его подарок, он потерял самообладание. Если она так упорствует в своей ненависти к римлянам, пусть будет повод возненавидеть еще одного!
Поцелуй преследовал цель возбудить отвращение. Но мысль о том, что отвращение к нему действительно возникнет, породила страх — чувство, которое не вызывал ни один враг, ни одно сражение.
Он уже слышал, как смеются боги. Пытаясь вызвать ее ярость, он, не осознавая, выказал свое желание. Если сравнивать его чувства к этой женщине с ситуацией надвигающейся войны, то, очевидно, нужно идти к каменотесу и заказывать себе надгробие — такая оборона недолго удержится.
Глава 13
Гален смотрел на неровную линию горизонта, образованную отдаленными горами. Только что над ними горел закат. Занимавшие полнеба груды облаков пылали золотом и багрянцем, но сейчас солнце ушло, погасив яркие цвета. Небо посерело, скоро должно стемнеть. Уже висел над горами нечеткий круг луны. Усилился ветер, возможно, будет гроза.
Гален оттолкнулся от изгороди, и верхняя ее перекладина скрипнула. На мгновение он остановился и осмотрел двор и все вокруг по привычке старого солдата, выработанной всем опытом армейской жизни.
Повернулся и пошел в хлев. Тело его устало, но мысли не желали успокаиваться. Мысленно он восстанавливал утренние события. Настойчивые расспросы Дафидда, столкновение с Рикой… казалось, эти события не связаны друг с другом. Однако сейчас, думая о своей реакции, он приходил к выводу, что, возможно, именно сумбурный разговор с Дафиддом об отцовстве спровоцировал его на поцелуй.
Гален бессознательно пригладил рукой волосы. Это всегда выдавало его внутреннее душевное беспокойство. Волосы выросли. Почувствовав их длину, он изменил тему размышлений.
Прошло уже два месяца с тех пор, как фуражный отряд покинул стены Дэвы, два месяца пребывания у ордовиков. Что же достигнуто за это время? Его послали, чтобы узнать образ мыслей и действий человека, который мог стать верховным королем этих племен. Он убедил Церрикса отложить начало действий против Рима. Но это только частичный успех. Сможет ли Церрикс объединить ордовиков и заставить их заключить желанный мир с Римом? Ответа пока не было. Единственное, пожалуй, что Гален достоверно узнал теперь — как может измениться человек со временем, причем изнутри, а не снаружи.
До сих пор Гален никогда не думал, что способен соблазниться комфортом и мирной жизнью. Но теперь возникло сомнение. Он, не знавший другой жизни, кроме солдатской, начал смотреть на ферму в горах, куда его привели в цепях, как на дом. Начал воспринимать землю, на которой работал рабом, как свое владение. К тому же он чувствовал желание обладать женщиной, которую защищал, и ребенком-калекой, который, казалось, служил для них связующим звеном. Эти мысли были беспокойными, и Гален отогнал их. Невозможность того, в чем он сейчас признался самому себе, беспокоила его гораздо меньше, чем само это признание. Будто враг с обнаженным мечом в руке вышел из темноты.
Но ощущение незащищенности длилось только мгновение. Опустившись на ложе из сена, он уже нашел ответ. Его научили побеждать врага — внешнего из плоти и крови или внутреннего из мыслей и чувств. Воспитание, сделавшее смертельным его меч, научило его защищать свое сердце.
Какими бы ни были его личные страсти и желания, они должны отступить перед клятвой, которую он принес Риму. Гален жил, и не так уж плохо, без детской любви и женской ласки. Но честь, долг, верность? Без них он — ничто!
Сейчас она была ему необходима. Смертный мужчина не стал бы признавать это. Но для всемогущего бога осознание желания — не слабость, скорее необходимая прелюдия к его исполнению.
Он повернулся на своем ложе. Небеса загрохотали. Ночь наполнилась скрытой мощью, предупреждая земных обитателей и их богиню: берегитесь — в страшной ярости может явиться он.
И он позвал.
Удары грома прокатились над горами. Стрелы молнии обрушились на склоны. Бог неба взывал к своей подруге, пробуждая ее ото сна и заставляя подняться навстречу его желанию.