Порно
Шрифт:
— Ну, понимаешь, я все болтаюсь, по старому Лейту шатаюсь. — Вроде как рэп получился. Даже вот в рифму.
А Рент изменился, друг, да. Раньше он бы мне подыграл, тоже начал бы гнать, а теперь просто стоит — улыбаетца так снисходительно, типа вот какой у меня идиот-приятель.
— Был на футболе? — спрашивает он.
— Ага. Этот Саузи — просто супер, — говорю я ему. Рентой на мгновение задумываетца.
— Ну да, я, правда, не знаю, какой смысл болеть за команду, которая вечно выигрывает. Это как-то уж слишком просто, не понтово, одним словом, —
— Ага, я потому и болею за «Хартс», — смеетца Диана. Когда она улыбаетца, ее лицо совершенно меняетца, очень милая девочка.
— Ну, с ними все кончено, детка. Мертвый альбатрос на шее, мертвее некуда, — смеетца он, и они начинают толкатца.
— Ты здесь надолго? — спрашиваю я.
— Да собирался на пару недель, но думаю остатца еще ненадолго. Хочешь пива?
И мы идем в один из этих понтовых баров, для отдыхающих и туристов. Диана уходит в туалет, и Рент шепчет мне:
— Все собирался тебе позвонить, попить пива вытащить, но я не хотел появлятца в городе, ну, с учетом сложившихся обстоятельств. — Он кривитца.
— Будь осторожнее, друг, ты знаешь, о чем я, — шепчу я в ответ.
Рент улыбаетца, как будто ему наплевать. Может, и правда наплевать. Мне кажетца, он просто не понимает, насколько Франко опасен. Он же вообще без башни. Отморозок законченный. Мы разошлись, каждый пошел своей дорогой, не знаю, куда уж кого привело, а моя дорога почему-то вернула меня обратно, в Порт, к старому приятелю Бегби. И теперь у меня в голове все складываетца в одну картину: афера, Достоевский, Рентой и Бегби. Вот прикол: у Рентона есть то, што мне нужно. Бегби — как раз то, что мне сейчас нужно.
Так што я направляюсь обратно в Лейт, и вот што я думаю: если ты живешь в Лейте, ты живешь как бы в двух городах одновременно — в Лейте и в Эдинбурге. Да, именно так. Передо мной появляетца старый порт, зажигаютца фонари, заливая желтым светом все, что было коричневым, серым, синим и белым. И вот я иду и думаю: а ведь мы только немного южнее Санкт-Петербурга, и, может быть, для Раскольникова все было так же, как и для меня.
Вниз по Бульвару, мимо баров, манящих громкими разговорами, музыкой и дымом. Мимо гадючников с алкашами и какими-то вообще непонятными ребятами, что тусуютца у входа. Мимо автобусных остановок, где стоят нервные пожилые тетки, может быть, возвращаютца домой из какой-нибудь задницы после игры в бинго, и старые местные алканавты, и все те, кто уже много лет не живет в Лейте, но все равно остаетца здесь, все эти люди — по-прежнему жители Лейта, это у них в крови.
Я поворачиваю на Лорн-стрит, поднимаюсь по лестнице, подхожу к двери в квартиру Бегби и громко стучу. Я слышу за дверью какой-то шум, как будто кто-то собираетца уходить. Дверь открываетца, и оттуда вываливаетца здоровяк Лексо.
— Помни, што я тебе сказал, — кричит ему Бегби с озверевшим лицом, а здоровяк Лексо только кивает и проходит мимо меня, отпихнув меня в сторону.
Бегби смотрит, как он спускаетца по лестнице, потом глядит
— Этому пидору лучше побольше башкой своей думать, чего он делает. Я, бля, когда-нибудь точно его убью, этого жирного мудака, не, правда, Урод, — говорит он и проходит на кухню. Открывает холодильник, достает две бутылки пива и протягивает одну из них мне.
— Твое здоровье, парень, — говорю я, озираясь по сторонам. — А што случилось-то?
Судя по запахам, в квартире есть мелкий ребенок, на кухню выходит девчонка, симпатичная, но какая-то вся встревоженная, она кивает мне, но Бегби не представляет нас друг другу. Он ждет, пока она заберет из кухонного шкафа утюг и уйдет.
— Этот, блядь, Лексо пытаетца меня наебать. Я, бля, ему говорил, я ему и сейчас сказал, мол, мы с тобой, бля, партнеры, пока не решим обратное… — Франко занюхивает дозу кокса. — А он перестал навещать меня в тюряге, и ни хера мне не сказал про это блядское Тайское кафе, и ваще ничего мне не сказал, што, мол, наш договор расторгнут. А стало быть, половина этого кафе принадлежит мне. И вот он, блядь, приходит и парит мне про долги, и што ему нужно выплатить бабки кому-то там, я не знаю, штобы разрулить ситуацию с этим кафе, но я, бля, ему говорю, што мы, бля, не о бабках сейчас говорим, а о дружбе, блядь. Вот в чем дело.
Я смотрю на большой нож для хлеба, который лежит на столе. Это было идеально, друг, но не здесь… здесь эта девушка и ребенок. Я втягиваю дорогу.
— Это была последняя, — говорит он и вытаскивает мобильник, — но я щас достану еще.
— Не, не надо, у меня дома еще што-то есть, пойдем ко мне, посидим, а потом сходим выпьем по пиву.
— Ну, пойдем, бля, — говорит Франко, надевая пиджак. Он кричит своей девушке: — Я пойду, бля, прогуляюсь, — и мы выходим из квартиры.
Он продолжает гнать про Лексо.
— Этот пидор пусть лучше крепко думает, што он делает, или я, бля, убью его, на хуй.
Меня начинает трясти, но не от страха, может быть, от наркоты, и я говорю:
— Да, да, Франко, у тебя это здорово получаетца. Взять, к примеру, Доннелли.
Франко резко останавливаетца посреди улицы и смотрит на меня. От него прямо арктическим холодом веет. Все говорили, тут либо он, либо Доннелли, типа бой не на жизнь, а на смерть. Франко тоже досталось, два тяжелых ранения, потому што тот парень пытался заколоть его заточкой.
— Ты чего сказал, бля?
— Ничего, Франко, пошли, заберем кокс, а потом где-нибудь посидим.
Бегби еще пару секунд смотрит на меня, потом все-таки сдвигаетца с места, и мы идем ко мне. Мы поднимаемся по лестнице, и я долго и усердно делаю вид, што ищу по карманам наркоту. Я захожу на кухню и вытаскиваю несколько ножей. Я надеюсь, што меня быстро отпустит.
— Франко, иди сюда, — кричу я. Франко заходит на кухню.
— Ну и где, бля, твоя наркота, придурок никчемный?
— Ты, стало быть, убил Доннелли, — говорю я.