Порочная месть

Салах Алайна

Пытаясь проникнуться смыслом этих фраз, я стираю последнюю катящуюся слезу и заглядываю ей в глаза:

— Вы думаете, что Кейну до меня не все равно?

— Как я уже говорила, Эрика, я здесь не для того, чтобы что-то утверждать. — без тени улыбки отвечает женщина. — Я лишь хочу помочь тебе найти ответы.

глава 31

— Иногда я думаю, что совершаю большую ошибку, демонстрируя свои чувства. Что правильно прятать их, а не пытаться до него достучаться… но у

меня просто не выходит… Мне кажется, если я начну играть в холодность, то любая, даже самая призрачная связь между нами умрет.

— Когда речь идет о чувствах не существует понятия правильного или не правильного, Эрика, как бы вас не пытались убедить в обратном. Только вам решать, как будет лучше для вас. А день изо дня наступать себе на горло, чтобы оправдать надуманные кем-либо представления о том, какой должна быть ваша жизнь и как вам в ней себя вести — это противоестественно. Никто не даст гарантии, что поступив определенным образом, вы получите результат, к которому стремились. А если таких гарантий нет, то есть ли смысл возносить чужой опыт и ожидания над собственными желаниями?

Доктор Эшби замолкает, как она всегда делает, когда дает мне возможность проанализировать услышанное, и несколько секунд спустя мягко произносит:

— Ты имеешь право поступать так, как считаешь нужным, Эрика. Ты имеешь право жить здесь и сейчас. В случае неудачи ты приобретешь свой собственный опыт, а добившись успеха будешь знать, что это твоя личная победа.

Часы на ее столе показывают четыре дня, что означает, что наша третья по счету консультация подошла к концу.

— Спасибо вам, Карен. — я поднимаюсь и по традиции обнимаю ее перед уходом. — Возможно, я покажусь вам излишне сентиментальной, но я благодарна вам не только как специалисту, но и как человеку, за то что помогаете разобраться в себе.

— Работа психотерапевта подразумевает профессионализм, но не исключает дозу человеческой эмпатии, Эрика. — с улыбкой отвечает доктор Эшби. — В тебе так много любви, Эрика, которую ты готова дарить миру, что кажется кощунственным прятать ее под маской равнодушия. Не закрывайся в себе. Способность любить открыто, принимая человека таким, какой он есть, без попытки изменить — это высший эталон чувства, доступный далеко не каждому.

Смущенно кивнув от нежданной похвалы, я в очередной раз покидаю кабинет доктора Эшби со следами высохших слез и улыбкой на лице. Я больше не злюсь на Кейна за то, что принудительно отправил меня на консультации, напротив, я ему очень благодарна. Всего за неделю я чувствую себя лучше, увереннее, сильнее.

— Алистер, можем мы прогуляться по немного по парку? — спрашиваю своего молчаливого сопровождающего, когда мы вдвоем покидаем приемную доктора Эшби. — Погода сегодня замечательная.

— Боюсь, прогулку придется перенести на другой день. Мистер Колдфилд звонил сообщить, что ужинать вы будете не дома, и просил вас выбрать подходящее платье.

Сердце начинает биться чаще при мысли о том, что мы с Кейном снова выйдем куда-то вдвоем. Пусть в течение недели мы каждый день ужинаем вместе и даже ведем за столом подобие беседы, в которой он подчеркнуто вежливо

отвечает на мои вопросы и задает свои, преимущественно связанные с состоянием моего здоровья, мне становится этого чудовищно мало. Наверное, от того, что я постепенно оправляюсь от стресса и все потребности сердца и тела вновь оживают. Хочу, чтобы Кейн перестал видеть во мне сломанную куклу, которую необходимо починить, и взглянул на меня как на женщину.

— Я могу выбрать платье сама? — уточняю, когда Алистер паркует автомобиль возле бутика, в витринах которого стоят манекены, одетые словно для церемонии Каннского кинофестиваля.

— У меня нет инструкций на этот счет, мисс Соулман.

В течение часа я придирчиво обхожу вешалки в компании мило щебечущей девушки-консультанта, пока, наконец, не нахожу то самое платье: темно-вишневого цвета, длиной чуть выше колен и рукавом до локтя. На первый взгляд оно кажется довольно простым, если бы не соблазнительно-глубокий вырез на спине, заканчивающийся чуть ниже поясницы, глядя на который я не могу не думать о соприкосновении своей обнаженной кожи с ладонью Кейна.

— Я его беру. — заключаю под одобрительный взгляд консультанта.

***********

— Не знала, что ты любишь индийскую кухню, — с удивлением оглядываю вывеску Dalla Masala, когда Кейн помогает мне выйти из машины.

— Очевидно, я не настолько консервативен в еде, как ты могла предположить.

Он прижимает горячую ладонь к моей пояснице, и в позвоночнике мгновенно начинает искрить электричество, от чего я едва не запинаюсь глубоком ворсе дорожки ведущей у входа в ресторан.

— Не бойся спросить официанта о составе блюд. — комментирует Кейн, пока я растерянно разглядываю незнакомые названия в меню, которые вряд ли когда-нибудь смогу произнести вслух. — Это входит в его обязанности. Или же я могу сделать заказ за тебя.

Я быстро мотаю головой и с надеждой смотрю на смуглого парня, одетого в национальную индийскую одежду.

— Не поможете мне с выбором? Я бы хотела легкий салат и рыбу, но только без специй, потому что не слишком люблю острое.

Официант называет несколько блюда, без запинки перечисляя их состав, и я решаю остановить свой выбор на овощном салате с грибами шиитаке и рыбных шашлычках в тикковой приправе. Кейн следом за мной перечисляет несколько труднопроизносимых названий, после чего официант исчезает и через пару минут возвращается с двумя бокалами и бутылкой вина.

— Мы что-то празднуем?

— Пятничный вечер. — просто отвечает Кейн, и я вдруг замечаю, что он выглядят уставшим. Под глазами залегли небольшие тени, а даже пара горизонтальных морщин на лбу будто бы стали глубже. Меня вновь затапливает уже знакомое чувство: желание быть частью его жизни, чтобы иметь возможность о нем заботиться. Пока я хожу на йогу и посещаю сеансы дорогостоящего психотерапевта на Манхеттене, он несет ответственность перед сотнями людьми за обеспечение их рабочими местами и решает проблемы, одной из которых является мой родной брат.