Порочная невинность
Шрифт:
Повинуясь внезапному порыву, Кэролайн соскочила с подоконника. Идя к двери, она вынула из вазы цветок фрезии и остановилась перед зеркалом в позолоченной раме, чтобы пригладить волосы. Но стоило ей прикоснуться к ручке двери, как та распахнулась, и она очутилась лицом к лицу с Такером.
Сердце подпрыгнуло в испуге, и она отступила назад.
– Ой, ты меня напутал!
На Такере были свободные хлопчатобумажные брюки, в руке он сжимал пучок душистого горошка.
– А я увидел свет у тебя в окне и решил, что тебе тоже не спится.
– Я действительно не могу заснуть. –
Золотистые глаза Такера потемнели, он принял от Кэролайн цветок и протянул ей свои.
– Поразительное достижение! А я как раз подумал: если твои представления о приличиях не позволяют тебе ко мне прийти, то я должен прийти к тебе сам.
Он обхватил ладонями ее шею, и первый поцелуй был таким жадным, словно они находились вдали друг от друга целые годы, а не часы. Вкус желания был неотразим и настойчив, и они упивались им, вздыхая и что-то шепча друг другу.
Не дыша, Кэролайн прижалась к нему, и, спотыкаясь, они пошли к кровати. Такер схватил ее руку, когда она потянулась к лампе, и притянул пальцы к губам.
– Нам не нужно темноты, – улыбнулся он.
Пока они любили друг друга, большая часть жителей Инносенса спала тревожным, беспокойным сном. Но в «Таверне Макгриди» в этот поздний час было не так уж мало посетителей. Наступающая неделя должна была завершиться празднествами в честь Четвертого июля. Городской совет после ожесточенного обсуждения решил, что отменять ежегодный парад, карнавал и фейерверк не следует.
В пользу такого решения говорили патриотизм и соображения экономики: на мероприятие уже были отпущены средства из городской казны. Кроме того, Нэнси Куне заявила, что отмена празднества на этой стадии подготовки вызвала бы очень большое разочарование у детей и подорвала бы общественную нравственность.
Было, конечно, замечено, что кощунственно вертеться на карусели и объедаться пирогами, когда совсем недавно погибла Дарлин Тэлбот.
Наконец пришли к соглашению, что перед началом праздника с трибуны, где разместится оркестр, будет произнесена краткая речь в память Дарлин и других жертв. Выработав компромисс, патроны решили обмыть грядущий праздник, и их восклицания присоединились к окружающему шуму.
Когда голоса становились чересчур громкими, а темпераменты взрывными, Макгриди настороженно поглядывал на посетителей, хотя под стойкой у него всегда лежал в боевой готовности «луисвиллский кольт». Особенно внимательно он присматривался к Дуэйну, который, сидя за стойкой, упорно и тихо накачивался пивом. «Но не виски же», – подумал Макгриди. Да и выглядел Дуэйн скорее несчастным, чем опьяневшим. Вообще, атмосфера в таверне царила дружеская, хотя за угловым столиком устроились несколько балбесов и о чем-то тихо переговаривались. Но если они что-то замышляют, то приводить замысел в исполнение им придется в другом месте, уж он об этом позаботится.
Билли Ти Бонни опрокинул стаканчик виски. Обычно он бесился, что Макгриди виски разбавляет, но сегодня другие заботы были у него на уме. Все в городе знали, что он украдкой встречался с Дарлин. И теперь он считал, что обязан предпринять что-нибудь в связи с ее убийством. В конце концов, это
– Нет, это несправедливо, – пробормотал Билли Ти – Неужели мы должны сидеть, заткнув язык в задницу, и ждать, пока этот кобель из ФБР решит за нас наши дела? Он, черт возьми, не смог уберечь Дарлин!
Послышался гул согласных голосов. Его собеседники закурили и глубоко задумались над происходящей несправедливостью.
– Неужели мы такие слабаки, что не сможем сами защитить наших женщин?
– И ведь он, наверное, насиловал их перед тем, как убивать, – заметил Уилл, разглядывая свой стакан с виски. – До смерти мучил, а потом кромсал…
Вуд Палмер, двоюродный брат владельца похоронного бюро, задумчиво кивнул.
– Психи всегда так делают, потому что они ненавидят своих матерей и в то же время хотят с ними спать. Вот они и нападают на других женщин.
– Чепуха все это! – Билли Ти прикончил свой виски и подал знак официантке, чтобы принесла еще порцию. – Тот, кто здесь орудует, ненавидит только наших женщин. Белых женщин. Ведь ни одной черной не убили, а?
– Это точно, – поддержал его брат. Джон Томас пил уже почти два часа, и ему очень хотелось выплеснуть на кого-то свою ярость. – Четыре женщины убиты, и среди них ни одной цветной. Все это очень подозрительно.
Вуд почесал щетину на подбородке, пока остальные гудели в знак согласия, и решил, что братья Бонни, пожалуй, правы – тем более что он воспринимал их слова сквозь пары мексиканской водки, настоянной на алоэ.
Билли Ти обвел взглядом лица присутствующих, и ему понравилось то, что он увидел.
– Да что говорить, мы все знаем, что это черномазые! Но у нас этим делом занимается янки из ФБР, у нас помощник шерифа сам черномазый, а шериф скорее засадит в кутузку белого, чем цветного.
Уилл, который пил только пиво, поскольку Джастина ругала его на чем свет стоит, если он являлся пьяный, поморщился:
– Ну, Билли Ти, это уж ты загнул. С шерифом Трусдэйлом все о'кей.
– Но тогда почему у нас появились четыре мертвых тела и никто до сих пор за это не ответил?
Все глаза обратились в сторону Уилла, и он, будучи достаточно трезвым, чтобы соблюдать осторожность, решил промолчать.
– А я скажу тебе, почему, – продолжал Билли Ти. – Потому что они все знают, кто это сделал, но не хотят никаких неприятностей со всякими организациями по защите прав черномазых. Во всем виноваты эти чертовы либералы!
– И они ведь не допрашивали никого из цветных, – пробормотал Вуд. – Тоже несправедливо.
– В том-то и дело, что с одним черномазым они все-таки разговаривали, – злобно ответил Билли Ти. – Они говорили с Тоби Марчем. И этот дерьмовый агент по особым делам очень многих о нем расспрашивал. Ясно, что это дела Марча, ублюдка черномазого. Они же сразу напали на его след, но потом отвалились. А он просто смеется над полицейскими. И над нами тоже. Он знает, что властям не нравится, когда газеты этих проклятых янки пишут о расовых беспорядках у нас, в Миссисипи.