Порочная преданность
Шрифт:
Горничная, которую я видела раньше, снова заходит, но ее глаза не встречаются с моими.
— Вам следует принять душ и одеться в то, что я принесла для вас, — быстро говорит она, бросая взгляд в сторону кучи одежды. — Мистер Ласилов сказал, что вы присоединитесь к нему за ужином.
Спорить бессмысленно. Горничная исчезает, и я снова слышу щелчок замка. Страх раздеться для душа сменился ужасом перед осмотром врача. Я проскальзываю в ванную, закрываю за собой дверь, раздеваюсь и включаю горячую воду.
В ванной комнате все обставлено роскошно, но, несмотря на это, она фактически является тюрьмой.
Бритвы для бритья нет, замечаю я, должно быть, Игорь был обеспокоен возможностью дать мне такой легкий выход. Я проделываю все остальные действия, связанные с принятием душа: оттираю себя, пока кожа не становится розовой, хотя невозможно избавиться от ощущения рук доктора на мне, и мою волосы. Я долго стою в горячей воде, пока она не начинает остывать, пытаясь найти для себя варианты и не находя их.
Страх перед тем, что со мной случится, постоянно живет, пульсирует в моих венах, пока я пытаюсь держать его под контролем. Я насухо вытираюсь махровыми полотенцами и заматываю мокрые волосы в одно, а другим плотно обматываю себя, перебирая стопку одежды, которую принесла горничная.
Я остановилась на черных брюках-сигаретах, доходящих мне до щиколоток, и небесно-голубом шелковом топе с бантом у горла и рукавами-шапочками. Он оставляет мои руки голыми, но прикрывает большую часть груди, а это для меня сейчас важнее всего. В куче лежит пара белого кружевного белья, и я вздрагиваю, когда вижу его: по коже бегут мурашки при мысли о том, что оно может означать — надежду Игоря на девственную невесту, которая со временем подарит ему потерянного наследника.
От надевания одежды мне становится не по себе, но я знаю, что это не та битва, которую я должна выбрать. Я знаю, что будет иметь значение, какие битвы я выберу, и если есть холм, на котором я собираюсь умереть, то это должен быть не этот. В конце концов, уступив просьбам Игоря о «подходящей» одежде и ужине, я только умиротворю его, а мне это необходимо, если я хочу выжить, что бы ни случилось дальше.
Бунтарство и сила — не всегда одно и то же, как я убедилась.
Я высушиваю волосы, позволяя им свободно падать вниз по спине и сохнуть на воздухе, пока в дверь не постучат. К тому времени мои волосы высохли, стали густыми и блестящими, и я уложила их на макушке в свободный пучок. Никаких украшений мне не дали, поэтому я обуваю ноги в черные туфли с красным дном и высоким каблуком, которые доставили вместе с одеждой, и следую за охранниками вниз по лестнице.
Меня ведут в другую роскошно обставленную комнату — огромную официальную столовую со столом из красного дерева, за которым легко могут разместиться двадцать гостей. Пол — мраморный, а люстра, висящая над столом, — из золота и хрусталя. Интересно, осознает ли Игорь, что превратил себя в сказочного злодея, злого короля, который крадет принцессу и требует ее руки.
Проблема только в том, что я не знаю, придет ли мой принц, чтобы спасти меня. И не знаю, стоит ли ему это делать, учитывая возможную цену.
Игорь уже сидит во главе стола, его серо-железные волосы аккуратно расчесаны, на нем свежий темно-серый костюм. Он смотрит на меня, когда я вхожу, и жестом приглашает сесть справа от него, где для меня уже расставлены фарфоровые блюда. Между двумя сервизами, его и моим, стоит графин с красным вином, и Игорь наливает нам обоим по бокалу, и я сажусь, выпрямив спину и сложив руки на коленях.
— Попробуй вино, — спокойно говорит Игорь, как будто я обычный гость на обычном ужине. — Оно из Аргентины. Действительно очень хорошее.
Я тянусь за бокалом, стараясь, чтобы рука не дрожала. Честно говоря, вино мне не помешает, чтобы пережить этот вечер, и от такого предложения я не склонна отказываться.
Он молчит, пока служанка входит с тележкой и расставляет первые блюда. Салат из зелени, усыпанный сушеными ягодами, горгонзолой и сливочной заправкой, миска с чем-то похожим на насыщенный томатный бисквит, сдобренный густыми сливками и пряным соусом, и тарелка с тонко нарезанным говяжьим карпаччо, посыпанным зеленым луком и окруженным маленьким фарфоровым блюдом с чем-то, похожим на горчицу.
Игорь великодушно разводит руками.
— Я сказал повару, чтобы он приготовил все свои лучшие блюда. Ты будешь поражена главным блюдом, Белла. Ешь. — Он показывает на еду. — Мне кажется, ты немного худовата.
В этом он не ошибается, в последние пару месяцев я упорно набирала вес и мышцы, так как достаточно оправилась от шока, вызванного моей почти свадьбой с Петром, чтобы встать с постели и начать восстанавливать силы. Но я все еще худая, и к тому же голодная. Я не ела с завтрака сегодня утром, после пробежки, и эти калории уже давно закончились. И все же из-за бурлящих нервов в желудке и подступающей тошноты мне трудно делать что-то большее, чем откусывать маленькие кусочки салата и глотать суп, пока я жду, что Игорь скажет мне, что он планирует со мной делать. Попробовать говядину я вообще не решаюсь.
Игорь кладет несколько полосок на маленькую тарелку, обмакивает кусок в горчицу и задумчиво жует. Он ест ложку супа, потом еще одну, запивая вином, и только через мгновение я понимаю, что он специально затягивает этот момент, продлевая мой страх, заставляя меня ждать, когда я узнаю свою судьбу. Он получает от этого удовольствие, и этого достаточно, чтобы убить остатки моего аппетита, несмотря на неоспоримую вкусность еды.
Я провожу ложкой по супу, прикусывая губу. Игорь смотрит на меня, долго жует еще один кусок говядины, затем делает долгий вдох и поворачивается ко мне.
— Доктор Маглин сообщил мне, что ты больше не девственница. — Его голос и выражение лица ничего не выдают, он говорит это прямо, без малейшего намека на то, как это повлияет на мою судьбу. — У меня было предчувствие. Но, конечно, ты мне не сказала. — Он ухмыляется и тянется за вином. — Ты могла бы избежать всей этой неприятной истории с доктором, если бы только была честна со мной, Белла.
— Я тебе не верю — говорю я ему так ровно, как только могу, хотя в моем голосе чувствуется дрожь, которую я не могу полностью скрыть. Но это правда — не верю. — Я думаю, ты бы заставил его осмотреть меня, несмотря ни на что. Потому что тебе нравится мое унижение, если не больше.