Порочного царства бог
Шрифт:
— Простите? — я подошел ближе.
— Возможно, вы хотите признаться в чувствах, но не решаетесь? — прищурилась женщина и, наскоро обтерев руки о передник, — Выразите свои эмоции с помощью растений [12] . Например, лиловая сирень, — торговка провела рукой над пушистыми розово-голубыми шапками мелких цветов, — символизирует первые волнения любви…Белые лилии скажут избраннице о том, что вы восторгаетесь ее чистотой и невинностью; голубые фиалки пообещают верность; ну а красные розы намекнут на еле сдерживаемую страсть…
12
В
Я призадумался. С девушками-то все просто и понятно, а вот как к такому посланию отнесется мужчина? Как это вообще — ухаживать за джентльменом?.. Я, конечно, и с первыми не особо утруждался — как-то так получалось, что они всегда сами собой падали мне в объятия, без особых усилий и знаков внимания. А тут, прямо ума не приложу…
— Какой человек ваша возлюбленная, сэр? — пришла на выручку продавщица цветочных посланий. — Расскажите мне, и мы вместе подберем букет!
— О! — с жаром откликнулся я. — Он такой… Маленький, и в то же время безумно привлекательный… человек. Мягкие светлые волосы, огромные глаза, хрупкий стан, но формы местами — ого-го!
Торговка посмотрела на меня — так озадаченно и вместе с тем осуждающе, что я сразу замолчал. Должно быть, она ждала немного другого описания.
— Он… она… честный малый. Талантливый, амбициозный — скоро о нем заговорит весь Лондон, уж поверьте! Иногда чересчур дерзкий и даже злой, но в моменты, когда не ругает меня — нежный и ранимый… — чувствуя, что еще немного, и сам себя возненавижу за тот бред, который несу, я решился сказать правду. — Честно говоря, миссис, цветы нужны мне не для девушки, а для… моего секретаря.
Ты облажался, Кавендиш…
— ПОНЯТНО… Сэр, — женщина сохранила невозмутимое выражение лица, но перешла на другую сторону прилавка — подальше от ненормального покупателя. — Тогда предложу вам более сдержанные варианты…
Соорудив огромный букетище из бледно-желтых нарциссов (уважение), розовых гвоздик (невинная любовь) и бордовых амарантов (безнадежность), я отсыпал хозяйке цветов все имеющиеся наличные деньги и отправился домой.
Приготовился отражать удивленные взгляды прислуги (скажу, что купил для новоиспеченной невесты) и пошел на третий этаж. Поднимался к Мальку, а у самого колени дрожали, и в горле ком… Разве я когда-то спал вместе со своими пассиями — не ради удовлетворения низменных потребностей, а чтобы внушить спокойствие и чувство безопасности?.. Разве покупал им цветы? Драгоценности, одежду — да, а вот цветы…
Любой нормальный секретарь мужского пола, заявись к нему начальничек вроде меня — с ужасной репутацией, цветами и голодным взглядом — бежал бы долго и далеко… Насчет "нормальности" Малька у меня большие сомнения, и все же… Действовать надо осторожно. Деликатно, чтобы не спугнуть…
Малькольм
— Это… мне?! — вырвалось у него.
И столько чувств прозвенело в его голосе, словно скрипач поставил смычок на струны и тут же оборвал мелодичный, полный затаенной тоски звук… Я сразу стушевался и устыдился. И как меня угораздило… Что за абсурдная идея такая — дарить мужчине цветы?
— Да нет… Так, нашел около кладбища, думаю — чего добру пропадать?.. Но ты, если хочешь, можешь взять себе…
Я боком подошел к Малькольму и осторожно протянул ему букет.
— Еще чего! — после изумленной паузы взвился он. — Стану я всякие… веники подбирать!
Малек с возмущением отвернулся, а у меня сердце в пятки провалилось. Кажись, Кавендиш, ты облажался…
— То есть, не возьмешь? — обреченно уточнил я.
Парень повернулся и еще раз смерил цветы взглядом. Потом вырвал их из моих руках и на секунду прижал к груди.
— Возьму… Чтобы выбросить! Они воняют и вообще уже подвяли… пока на кладбище валялись!
— Может, не надо? Здесь ведь даже нет мусорного ведра, — я оглянулся по сторонам. Цветов было жаль. Конечно, это не ахти какой знак внимания, и все равно… На мой взгляд, вполне живые и свежие, они трогательно склонили пышные верхушки, смотрясь на руках у Малькольма на удивление мило.
"Тебе идет", захотелось сказать мне. Но я промолчал, опасаясь, что мой мужественный помощник окончательно рассвирепеет.
— А я прямо отсюда! — и Лукас шагнул к окну и дернул за ручку форточки. Та не поддалась. Тогда он дернул сильнее. И еще. Уперся одной ногой в подоконник и налег всем телом…
— Сейчас, — я встал рядом, отодвинул шпингалет и без усилий растворил окно. Журналист размахнулся и зашвырнул мой неуклюжий "комплимент" наружу. Мы оба смотрели, как охапка цветов, кружась и роняя лепестки, падает с третьего этажа, чтобы затем приземлиться на самом краю участка, рядом с забором, отделяющем придомовую территорию от кладбища.
Соприкоснувшись с землей, букет взорвался бело-розовым облаком и остался лежать посреди потускневшего за зиму газона.
— Вот, там-то ему и место… — с мрачным удовлетворением пробормотал Лукас. — Ой, а это что такое?
Он заметил новый экипаж, примостившийся рядом со старым.
— Подарок для Гамильтон, — отстраненно ответил я. — Долго думал, что купить: ее жених обеспеченный человек, и смысла обставлять его дом я не вижу. Зато экипаж — то, чем она сможет пользоваться самолично и без его разрешения…
Кто сказал, что обольщение — плевое дело для опытного соблазнителя вроде меня?.. Это с другими было просто, потому что чувств никаких не проскальзывало. А на Малька мне даже смотреть невыносимо трудно. Сердце вот-вот разорвет грудную клетку и упорхнет на свободу, в голове — ни одной разумной мысли…
Собрав волю в кулак, я оглядел его и предпринял еще одну попытку завязать беседу. Купленный мной костюм — второй, синий, до этого ни разу не надеванный — сидя на корреспонденте, производил ошеломительное впечатление.