Порочного царства бог
Шрифт:
— Значит, ты в ЭТОМ пойдешь на свадьбу?
Парень сложил руки на груди и глянул на меня исподлобья.
— Маркиз, вы сегодня какой-то странный… Притащили цветы, теперь спрашиваете насчет одежды. Что ж мне еще надеть — платье с кринолином? Кстати… — он нервно выдохнул и закусил губу. — Как вы думаете, мне бы пошел женский наряд? То есть… из меня бы получилась… женщина?
Я чуть не поперхнулся воздухом и потрясенно застыл. Потом неловко рассмеялся и хлопнул журналиста по плечу, пряча смущение….
— Что за глупости, Малек? Ну какая из тебя женщина? — думать о Лукасе в подобном
Тот полыхнул на меня взглядом: посмотрел с неприкрытой ненавистью и резко отошел.
— А знаете, что! — процедил он. — Не пойду я ни на какую свадьбу! Мне статью писать нужно…Давно уже! А отдавать шлюх под венец в мои служебные обязанности не входит!
16. Малек
Я буду мстить!
Я была сурова и непреклонна. Не только выпроводила вздумавшего было упираться маркиза, но еще и самолично закрыла за ним дверь (та чуть не слетела с петель от моей категоричности).
К слову, лорда немало расстроил мой отказ посетить свадьбу своей дражайшей Гамильтон (еще бы, объект для насмешек вышел из-под контроля!). Вот, кого он по-настоящему ценит и уважает: целый экипаж ей в подарок отгрохал! А мне — вонючее недоразумение с погоста притащил…. И ведь не постыдился признаться в разорении могил!
А я уж было размечталась, навоображала невесть что. Думала, в обморок от радости упаду, когда он вместе с этим букетом в моей комнате объявился. Решила, будто бы каким-то удивительным образом смогла растопить его бесчувственное сердце, даже будучи в образе мужчины…
Дура, одним словом!
Кавендиш не видит в Лукасе Малькольме ничего привлекательного, а все милые и приятные вещи, которые он делает по отношению к нему, он делает из жалости. По-другому и быть не может: какие еще чувства может вызывать неказистый паренек у избалованного женским вниманием маркиза?..
Выгнав Клиффа, я села писать. Меня наконец-то посетило вдохновение: мрачное, словно небо над кладбищем, и тяжелое, будто двуручный меч… Оно пригвоздило меня к стулу и выпустило только тогда, когда на свет появился несколько сбивчивый, но оттого не менее эмоциональный черновик давно запланированной статьи-разоблачения.
О, я написала обо всем! О пристрастии наследника к алкоголю и прочим порочным увлечениям (отдельным пунктом шло совращение незамужних девиц). Упомянула поездки в работные дома и приложила результаты его темных заработков (спасибо копии бухгалтерских счетов, добытых мной в борделе). Я даже намекнула на то, как два семейства обманули всю страну, скрывая правду о сбежавшей за океан невесте…
Выплеснув таким образом обиду и разочарование, я успокоилась и еще раз перечитала получившийся текст. Сочинение получилось… спорным. В основе всего лежали ничем не подкрепленные обвинения в распутстве, а этим знатоков персоны Кавендиша не удивить. Заявление о фальшивой смерти графини и вовсе походило на журналистскую "утку", нежели на очевидный факт.
Что касается рабочих нюансов: сухие цифры улучшали впечатление, добавляя статье достоверности… но где доказательства, что они не были взяты из головы? Имена клиентов "Ретивых всадниц",
Но мне хотелось, чтобы статья получилась разгромной. А для этого не хватало по-настоящему душещипательных фактов. Тех, которых высокоморальная публика Лондона просто не сможет оставить без внимания. Что, если привести в пример биографии падших женщин, используемых Кавендишем для получения материальной выгоды?.. Кажется, он как-то упоминал, что хранит в кабинете досье на своих сотрудниц…
Преисполнившись творческого азарта, я спрятала бумаги в стол и вышла в коридор. Отправлять творение в печать или нет, решу позже. Главное, что работа сдвинулась с мертвой точки. Вечерком еще одно разоблачение напишу: Кавендиш, конечно, негодяй бессердечный, но в одном он прав — текст про известнейшего медиума Лондона (и не важно, действительно ли Чаттерлей с духами контактирует или только морочит головы легковерным посетителям) придется по душе вредному редактору.
В доме было тихо. Второй экипаж исчез — Кавендиш уже отправился на праздник. Кого он взял кучером, осталось загадкой: Армстронг с упоением кромсал кусты боярышника, не замечая ничего, кроме наполовину отчекрыженных зеленых верхушек. В последние дни дворецкий будто бы смирился с моим проживанием в особняке — по крайней мере, перестал испепелять меня взглядом и рассерженно пыхтеть, стоило мне появиться в гостиной.
Убедившись, что путь свободен, я спустилась на первый этаж и прошмыгнула к кабинету. Дверь оказалась незапертой — безалаберности Клиффа можно подивиться… Проскользнув внутрь, я замерла посреди комнаты с отчаянно бьющимся сердцем. Слишком много мебели, добрая часть которой, как я уже убедилась, забита деньгами. Вот только деньги меня не интересовали. Где искать документы в первую очередь? Тоже в столе?..
Я не успела проверить свою догадку. Позади раздалось низкое утробное рычание, по тембру напоминающее рассерженный гул пчелиного роя. Рой подхватил меня за шкирку, поднял с пола и, чуть пронеся по воздуху, больно впечатал спиной в стену
— ПОПАЛСЯ! — с яростным торжеством проревел помощник Кавендиша и поднес свое лицо к моему. Одной рукой он держал меня за шкирку, в другой сжимал огромные, перепачканные зеленым соком ножницы.
Полагаю, здесь мне и пришел бы печальный конец. Вряд ли разъяренный бывший заключенный Арм стал бы выпытывать у меня причины появления в кабинете своего хозяина — порешил бы на месте, а тело прикопал где-нибудь… в яме под кустом (благо и ям, и кустов кругом хватает). Но перед лицом нешуточной опасности из меня вырвалась моя настоящая сущность.
— Мамочки-и-и! — совсем не по-мужски завизжала я и засучила ногами.
Ножницы замерли у моей шеи, и я захлебнулась криком, понимая, что видала себя с потрохами. Потянулись долгие секунды осмысления увиденного и услышанного. Наши с дворецким волосы дружно шевелились: мои — от ужаса, его — от сложных мыслительных процессов, не умещающихся в пределах гигантской черепной коробки. И все же подчиненный оказался догадливее своего начальника.
— Ты… БАБА?! — тяжело проскрипел Армстронг, после чего аккуратно поставил меня на землю.