Порочные круги постсоветской России т.1
Шрифт:
Нация стала принципиально новым явлением в европейской истории. Впервые в политической плоскости встал вопрос об объединении множества разнородных этнических, языковых, религиозных, профессиональных групп в рамках монолитной общности. Стоит лишь взглянуть на карту Европы периода раннего Нового времени, чтобы оценить всю сложность этой задачи. Ключ к решению проблемы был найден в конструировании общей коллективной памяти индивидов, составляющих нацию, т. е. в создании национальной истории. На смену культурной памяти отдельных автономных сообществ должен был прийти единый исторический нарратив, который бы синтезировал все виды частного знания о прошлом и этим самым подводил бы фундамент под национальную идентичность.
Развитие этого процесса шло по двум направлениям. Во-первых, быстрыми темпами формировалась национальная историография. Как в свое время точно подметил британский историк Э. Хобсбаум, «прошлое и есть то, что создает нацию; именно прошлое нации оправдывает ее в глазах других, а историки — это люди, которые «производят» это прошлое». 77 С «производства прошлого» все и началось. В XVIII-XIX вв.
77
Хобсбаум Э. Принцип этнической принадлежности и национализм в современной Европе / ред. Б. Андерсон и др. // Нации и национализм. М., 2002. С. 332.
Усваиваемые со школьной скамьи единый язык и единая история составили собой фундамент национальной идентичности европейских народов в эпоху модерна. Нация, которая изначально возникла в головах европейских просветителей, в конце концов стала объективной реальностью социально-политической жизни. Нация смогла собрать миллионы атомизированных индивидов, вырванных индустриализацией из привычных структур традиционного общества и лишенных религиозного ценностного фундамента в результате процессов рационализации культуры. Национализм одержал верх над социальными последствиями индустриализма: вопреки утверждению К. Маркса, национальные скрепы оказались сильнее классовых. Добиться этого удалось благодаря созданию национальной истории — канонизированного варианта коллективной памяти. Точно так же, как культ предка и значимый образ «иного» консолидировали человеческие сообщества древности, концептуализация общих истоков и формирование образа врага скрепляли европейские нации эпохи Нового времени. 78
78
Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М., 2004.
Школьное историческое образование активно использовалось государством эпохи модерна как важный инструмент конструирования нации. Его ключевой функцией было оформление и воспроизводство социально-политического консенсуса между составляющими нацию сообществами. Тот набор ценностей и представлений о мире, который лежит в основе национальной общности, очень редко имеется в наличии сразу в готовом виде. Как правило, он формируется в результате длительного и сложного диалога между социальными, этническими или религиозными группами, обладающими различной коллективной памятью и различной идентичностью. Эрнест Ренан обозначил подобный компромисс как «желание жить вместе». 79 Школьный курс истории формализовывал это желание в образах прошлого, подводя, таким образом, под него фундамент. Практически повсеместно в жертву этой цели приносилась историческая объективность. Канонический учебник истории Франции Эрнеста Лависса, решавший политическую задачу единения французской нации после векового гражданского противостояния, развязанного Революцией 1789 г., представлял все прошлое страны со времен средневековья как триумф ценностей свободы, равенства и братства. Темные стороны национальной истории, вроде якобинского террора или захватнических войн Наполеона, представлялись здесь исключительно в положительном свете. Учебник истории Фридриха Нойбауэра, оформивший политический консенсус, который лег в основу объединенной Германии, всячески подчеркивал историческое единство немцев. При этом он умалчивал ряд эпизодов, связанных с многовековым междоусобным противоборством немецких земель.
79
Ренан Э. Что такое нация? // ‹http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/ Artide/Ren_Nacia.php›.
Универсальным способом скрепить гражданский компромисс, составлявший основу нации, было изобретение образа экзистенциального исторического врага. Фигура «иного» всегда являлась ключевым фактором формирования групповой идентичности. Но если в примитивных обществах «иным» было соседнее племя или конкурирующая община, то в эпоху модерна эту роль стала играть «иная» нация. Немцы консолидировались в противостоянии французам и русским, французы — в противостоянии немцам, поляки — в противостоянии тем же русским и немцам. Многочисленные народы Восточной и Юго-Восточной Европы самоидентифицировались, отрицая друг друга. Это нашло наглядное отражение в учебниках истории, отличительным признаком которых был воинствующий национализм. Первая мировая война стала «войной национализмов». На полях сражений сошлись бывшие первые поколения школьников, воспитанных на учебниках Лависса и Нойбауэра. На протяжении всей первой половины XX в. агрессивный националистический дискурс оставался господствующим в европейском историческом образовании.
Положение дел начало меняться лишь после Второй мировой войны, серьезно дискредитировавшей государственный национализм. Сложившиеся в жестком противопоставлении друг другу европейские нации дошли до самоуничтожения. После 1945 г. это осознали и политики, и историки. Парадигма
В результате в странах Западной Европы появились учебники истории нового типа, делающие акцент на общем прошлом европейских народов и акцентировавшие их совместный исторический опыт. Этот тренд в европейском школьном историческом образовании преобладает и в настоящее время. Из французских и немецких учебников исчез дух воинственного национализма и неприязни по отношению к соседям. История средних веков и Нового времени, наполненная эпизодами франко-германского противостояния, тщательно «прилизывается». В ряде случае стремление нивелировать неоднозначные моменты в учебниках приводит к спорным результатам. Так, например, в одном из последних учебников французской истории для школьников из главы про Первую мировую войну авторы, дабы не «давить на больную мозоль», «вычистили» все упоминания о французских военачальниках, победивших Германию в 1918 г. 80 В нем же практически нет упоминаний о событиях освобождения Франции от оккупации в 1944 г.: тема Второй мировой войны в основном раскрывается на примере Холокоста, Сталинградской битвы и американо-японского противостояния в Тихом океане. Все посвящено цели забвения векового конфликта между Францией и Германией. Венцом этой политики стало создание в 2006 г. совместного франко-германского учебника истории для школ.
80
Les manuels d'histoire oublient les heros de 14-18 // Le Figaro. 27.08.2012.
В старых государствах-нациях учебник истории продолжает играть скрепляющую роль. Несмотря на обилие отдельных пособий концептуально они (в массе своей) схожи. В них под одним углом зрения освещаются главные события национальной истории, те, которые являются критически важными для воспроизводства единой коллективной памяти. Потуги привнести в эту сферу какие-либо «новшества» в подавляющем большинстве случаев терпят крах. Так, в 2010 г. полным фиаско обернулась попытка управления образования штата Техас скорректировать содержание школьных учебников, дополнив их альтернативным видением причин, хода и последствий Гражданской войны между Севером и Югом. 81 Сложно себе представить немецкий школьный учебник, который пересматривал бы итоги Второй мировой войны, или французский, развенчивающий революционное прошлое страны. Во всяком случае такие пособия, если они появляются, остаются маргинальными. В то же время современный европейский учебник истории используется для конструирования новой гражданской идентичности — общеевропейской. Таким образом, он оформляет социально-политический компромисс, на котором базируется послевоенная Европа.
81
Historians speak out against proposed Texas textbook changes // Washington Post. 18.03.2010.
Аналогичным образом дела с преподаванием истории в школе обстоят практически по всему миру. Один из наиболее ярких примеров использования учебника истории как инструмента сплачивания нации и поддержания социально-политического соглашения, лежащего в ее основе, демонстрирует Израиль. Государство здесь со времен своего возникновения централизованно определяет содержание учебников истории, в том числе официальную позицию по ключевым вопросам национальной истории. Сионистская идеология, объединившая на земле Израиля тысячи евреев со всего мира, являвшихся носителями разных культурных традиций, стала основой школьного образования в новом государстве со дня его основания в 1948 г. Агрессивный националистический дискурс первых учебников вполне гармонировал с настроениями людей, стремившихся к единению на новой родине. Израильские учебники истории для школ были целиком выдержаны в этом духе и активно использовались для воспроизводства еврейской национальной идентичности. Несмотря на то что за последние 25 лет акценты несколько сместились в сторону либерализации школьного курса истории, общая картина в общем остается прежней. 82
82
Durante L. History Textbooks as an Instrument of the Nation-building Process. The Case of Israel // ‹http://www.academia.edu/3206873/History_Textbooks_as_ an_Instrument_of_the_Nation-Building_Process_the_Case_of_Israel›.
Возникшие в результате волны деколонизации новые нации третьего мира также придавали большое значение школьному историческому образованию как способу оформления их новой идентичности. Политический компромисс между несколькими этническими и религиозными группами, в результате которого возникло государство Сингапур, получил свое яркое отражение в местных учебниках истории. Единство трех народов (китайцев, малазийцев и индусов) вокруг общих традиционных ценностей, оппонирующих западному индивидуализму, — этот «этос выживания», легший в основу сингапурской государственности, систематически воспроизводится на страницах школьных пособий по истории. 83
83
Yeow Tong Chia. History Education for nation Building and State Formation. The Case of Singapore // Citizenship Teaching and Learning. V. 7. N. 2. 2012. P. 191207.