Порочные круги постсоветской России т.1

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

• Второй этап. Переход от лозунга «улучшения социализма» к критике советских порядков без отказа от «социализма» в целом: «Рабочие включились и в это движение, пожалуй, даже с большей энергией, чем на предыдущем этапе, а также совершили разворот в своих ориентациях и действиях. При этом действия рабочих не выходили за рамки критики отдельных сторон существующего строя, не были направлены на “преодоление социализма” в целом, хотя рабочих и использовали в качестве “взламывателей” “административно-командной системы”…

Парадоксальным образом, главным фактором социальной активности рабочих оставалась классовая идеология, не дававшая в то же время ответа на вопрос

о коренных целях борьбы; но это противоречие вроде не замечали… Стоит отметить еще одно парадоксальное обстоятельство — при том, что положение рабочих оставалось относительно благополучным (по крайней мере, по сравнению с последующими этапами), оно оценивалось низко. Это говорит о значении субъективного восприятия».

• Третий этап. Рабочие поддержали реформу пассивно («молча»): «Они приняли участие в одобрении приватизации (на собраниях, посредством подписных листов), в приобретении ваучеров и покупке акций, в первых акционерных собраниях, в получении доли собственности в иных, не акционерных, образованиях. Здесь они выступили в роли соисполнителей преобразований, спускаемых сверху. В дальнейшем, в кардинальных реформах они были сугубо объектами изменений, могли только протестовать против них. Практически никакого сопротивления — ни индивидуального, ни коллективного, организованного — не существовало. Политическую оценку происходящих перемен рабочие, оказалось, неспособны были дать; за прежнюю систему они не держались, новая не пугала ввиду незнания ее и непонимания того, что происходило. Рабочие как бы “проворонили” общественный строй, отвечающий их интересам».

• Четвертый этап. Кардинальный переход к протесту против новых порядков: «Положение рабочих ухудшилось практически по всем параметрам, в некоторых отношениях, можно сказать, катастрофически. Соответственно, недовольство стало всеобщим; к недовольству примешивалось возмущение “большим обманом”.

Странно, но рабочие не протестовали прямо против сокращений, низкого уровня оплаты труда, ухудшения его условий, состояния социального страхования, “обманной” приватизации и т. п… Рабочие, как и другие социально-профессиональные группы, находились под гипнозом формулы о прогрессивности и даже неотвратимости (необратимости) реформ, приватизации… Лишения обычно воспринимались как неизбежные, почти как стихийные бедствия. Одним из главных субъективных факторов был “новый страх“… Противостоящий рабочим субъект на этом этапе растекся, принял нечеткие формы “реформаторов”, органов власти, редко — своего руководства».

• Пятый этап. Рабочие оказались в положении наемных работников капиталистического производства, избавившись от иллюзий соучастия в собственности (и акций). Прогнозируются протесты местного значения, возможно, разрушительные, но не революционные, ввиду отсутствия классового сознания [17].

Из всего этого видно, что ни на одном повороте хода событий в нашем кризисе рабочие не выступили как исторический субъект, как общность, сплоченная развитой информационной и организационной системами, адекватной рыночному обществу. Системы, которые ее скрепляли и придавали ей силу, могли существовать только в обществе советского типа.

Первый удар, нанесенный всей общности советских рабочих в целях ее демонтажа, состоял в ее дискредитации. Приведем большую выдержку из работы О.А. Кармадонова:

«В периоды глубоких социальных трансформаций реестры престижных и не престижных групп могут подвергаться своего рода конверсии. Группы, престижные в спокойные времена, могут утратить таковое качество в ходе изменений, а группы, пребывавшие в социальной тени, выходят в центр

авансцены, и возврата к былому не предвидится.

Собственно, это и есть трансформация социальной стратификации в дискурсивно-символическом аспекте. Понятие “социальной тени” использовано здесь не случайно. Поощрения в данном типе стратификации включают, прежде всего, объем общественного внимания к группе и его оценочный характер. Общественное внимание можно измерить только одним способом — квантифицировать присутствие данной группы в дискурсе массмедиа в тот или иной период жизни социума. Полное или частичное отсутствие группы в дискурсе означает присутствие ее в социальной тени. Постоянное присутствие в дискурсе означает, что на эту группу направлено общественное внимание.

Драматичны трансформации с группой рабочих — в референтной точке 1984 г. они занимают максимальные показатели по обоим количественным критериям. Частота упоминания — 26% и объем внимания — 35% относительно обследованных групп. Символические триады референтного года подчеркивают важную роль советских рабочих. Когнитивные символы (К-символы) “коллектив”, “молодежь” — говорят о сплоченности и привлекательности рабочих профессий в молодежной среде. Аффективные символы (А-символы) — “активные”, “квалифицированные”, “добросовестные” фиксируют высокий социальный статус и моральные качества советских рабочих. Деятельностные символы (Д-символы) — “трудятся”, “учатся”, “премируются” — указывают на повседневность, на существующие поощрения и возможности роста…

В 1985 г. резко снижаются частота упоминания и объем внимания к рабочим — до 3 и 2% соответственно. Доминирующая символическая триада более умеренна, чем год назад, К-символ “трудящиеся”, А-символ — “трудолюбивые”, Д-символ — “ работают”…

В конце 1980-х — начале 1990-х гг., когда разворачивалось рабочее движение, частота упоминания и объем внимания по группе рабочих возросли — 16 и 7% (1989, 1990 гг.). В последующие годы показатели в “АиФ” никогда больше не превышали по этой группе 5 и 6% (соответственно) — показатель 2008 г.

Был период почти полного забвения — с 1999 по 2006 гг. индексы по обоим параметрам не поднимались свыше 0,3%. Снижение внимания к рабочим объясняется отказом от пропаганды рабочего класса в качестве “гегемона”, утратой к нему интереса, другими словами, экономической и символической депривацией данной общности.

Работают символы и символический капитал. Утратив его, рабочий класс как бы “перестал существовать”, перешел из состояния организованного социального тела в статус дисперсной и дискретной общности, вновь превратившись в “класс в себе” — эксплуатируемую группу людей, продающих свою мускульную силу, озабоченных выживанием, практически не покидающих область социальной тени, т. е. лишенных санкционированного поощрения в виде общественного внимания» [15].

Выведение в тень промышленных рабочих произошло не только в СМИ и массовом сознании, но и в общественной науке.

При первом приближении обществоведения к структуре социальной системы логично делать объектом анализа наиболее массивные и социально значимые общности. Так, в индустриальном обществе объектом постоянного внимания обществоведения является рабочий класс. Обществоведение, «не видящее» этого класса и происходящих в нем (и «вокруг него») процессов, становится инструментом не познания, а трансформации общества.