Порочный ангел
Шрифт:
Элеонора села в кровати. Что-то неясное и неопределенное беспокоило ее. Она должна была вспомнить, но никак не могла. Это было что-то, что сказал ей Луис…
И в тот момент, когда она вспомнила, тишину утра разорвал гром ружейных выстрелов. Тотчас захлопали крыльями голуби, в испуге сорвавшиеся со своих мест, и потом прозвучал еще один выстрел, будто поставивший точку.
Человек, убивший предателя, должен умереть на заре… Место рядом с ней в кровати пустовало. И это не случайное совпадение. Мужчина, державший ее ночью в своих объятиях, командовал расстрельным взводом.
Глава 7
— Они вывели предателя-убийцу из боковой двери Дома правительства и заставили идти через двойные
— С холостым? — переспросила Элеонора Луиса.
Испанец привалился к перилам, перебирая пальцами струны гитары, и под звук минорной мелодии описывал казнь, происшедшую несколько часов назад на центральной площади.
— Это для того, чтобы каждый солдат мог себе сказать, что не он убил. Бесполезный прием, потому что, когда в ружье есть пуля, солдат чувствует более сильную отдачу. И хороший солдат это понимает.
Элеонора кивнула, что поняла, а Луис продолжал, уставившись в пустоту невидящим взглядом.
— В десяти шагах сопровождавшие остановились, вперед вышел священник, а старухи начали повторять молитву. Когда приговоренный к смерти поцеловал крест, священник отступил назад. Приговоренному завязали глаза, повернули спиной к ружьям и заставили опуститься на колени прямо в пыль. Полковник вытащил свою саблю и скомандовал: «Изготовиться!.. Целься! Пли!» Сабля опустилась. Восемь выстрелов раздались как один, в тот самый миг, когда первый луч солнца осветил площадь.
— И все было кончено?
— Не совсем. Эти выстрелы не убили. Мой друг осмотрел упавшего человека и, обнаружив, что тот еще жив, выполнил так называемый «выстрел милосердия» — пулю из своего револьвера в ухо.
— Боже мой! — выдохнула Элеонора.
— Да, это ужасная обязанность, но кто-то должен ее выполнять. Так что, если сегодня вечером полковник будет молчалив, поймите, что у него на душе.
— Я… Не думаю, что это уж очень его разволнует.
Луис поднял на нее проницательные глаза.
— Значит, вы еще не знаете Гранта.
Это была тема, которую Элеонора не хотела обсуждать, и она пропустила замечание мимо ушей. Наблюдая, как пальцы Луиса перебирают струны гитары, она произнесла:
— Мне кажется, это унизительный способ казни.
— Это испанский вариант. Он не предполагает гордой смерти.
Был ли упрек в его мрачном голосе? Пожалуй, нет, подумала она, но не была до конца в этом уверена. Луиса нелегко понять. Его настроение быстро менялось, переходило от веселого к мрачному, от страсти к простому дружелюбию. Вчера, когда уходил, он казался обиженным и разочарованным. Сегодня вернулся без всякого объяснения, разоружив бугенвиллею, отрубив шипы длинным охотничьим ножом, а ее развлекал музыкой и рассказом о происшедшем за пределами дома ранним утром.
Подняв глаза, Луис поймал на себе ее взгляд, и его губы медленно расползлись в улыбке. Зубы на фоне темного, как тиковое дерево, лица, блестели сахарной белизной.
— Не печалься, малышка. Умирать — дело простое, а вот жить — нужно мужество.
— Вам легко так говорить, — ответила она, подняв бровь. — Вы один из Бессмертных.
Его улыбка погасла, и он склонил голову в знак признания, что она попала в точку.
— Да, это название завораживает меня, — продолжила Элеонора. — Грант не хотел обсуждать его со мной… И майор Невилл Кроуфорд, когда я попросила его об этом на корабле по дороге сюда, просто превратил все в шутку.
— Грант не владеет даром… Каким я владею… объяснять истоки легенды, в которой он играет героическую роль, и он вам ничего не скажет. Майор Кроуфорд не может, потому что не имеет права на этот титул. Все началось в Соноре примерно три года назад, когда генерал попытался взять Нижнюю Калифорнию. А майор Кроуфорд присоединился к нам в Новом Орлеане, накануне нашего отплытия
— Расскажите мне о Соноре.
— Это было какое-то сумасшествие. Рыцарский акт. Доблестный крестовый поход. Генерал тогда был просто Уильямом Уокером, врачом и журналистом, а не солдатом. Во имя идеи, что Соединенные Штаты Америки должны принести демократию в другие страны, он с командой в сорок четыре человека направился в Нижнюю Калифорнию и провозгласил ее свободной республикой, а себя — ее главой и президентом. — Луис покачал головой. — Ну, настоящее сумасшествие.
— Он проиграл?
— Благородно. Когда появилось подкрепление, Уокер двинулся присоединять Сонору. Он хотел освободить народ от гнета Испании и сделать пограничные поселения между Сонорой и США безопасными, защищенными от нападения мародерствующих банд индейцев-апачей. Этот амбициозный и идеалистический план имел один недостаток — мексиканское правительство вовсе не собиралось уступать эти земли, богатые золотом и серебром. Уокер ожидал поддержки своих действий со стороны американского правительства, но, не получив ее, вынужден был отступить.
Луис остановился, сощурил глаза. А когда снова заговорил, голос его зазвучал низко и печально.
— Вы бывали когда-нибудь на юге Калифорнийского полуострова? Там ничто не может прельстить человека. В жаре, среди песка, камней и кактусов даже змеи и ящерицы выживают с трудом. Из Ла-Паса мы маршем прошли пятьсот миль по пустыне к реке Колорадо. Лошади умирали, и их съедали. Обувь истерлась, и мы шли босиком по этим острым камням и кактусам, на которых как иголки торчали шипы. Желтый песок краснел от нашей крови. Мы ели диких собак, гремучих змей, ящериц-ядозубов и мякоть кактусов. Мы съедали даже канюков. Губы пересохли, мозга спеклись, а обожженная кожа потрескалась и сочилась сукровицей, как будто нас заживо поджаривали на вертеле. Раненые, слабые, глупые и брезгливые умирали первыми. Лихорадка оказалась страшнее врага. Она атаковала нас, когда не осталось никаких сил бороться с ней. Даже сейчас, по пути из Ла-Паса к границе ниже Тиа Хуана, можно увидеть высушенные солнцем человеческие кости тех, кого мы там оставили.
Его лицо побледнело, а голос стал таким необычно тихим, что Элеонора стояла не двигаясь, ожидая продолжения рассказа. Слова сочувствия, готовые сорваться с ее губ, были бесполезны, она это понимала и ничего не говорила. Луис продолжал наигрывать печальную мелодию. Он смотрел на свои изящные темные пальцы, на кольцо с печаткой на мизинце так внимательно, будто никогда прежде их не видел.
— Через три мили от границы Калифорнии была гора, и с ее высоты мы увидели флаг США, развевавшийся над военным постом северной части маленького грязного городка Тиа Хуана. Это означало безопасность, еду, лекарства — все, в чем мы так нуждались. И тут нас остановили. Дорогой завладела банда солдат, состоявших на жалованье у Мексики и ее индейских советников. Командующий, полковник Мелендрес, послал своих индейцев под мирным белым флагом с предложением покинуть страну, если мы сложим оружие. Это, конечно, оказалось обманом. Мы должны были сложить оружие, чтобы они без труда смогли перебить нас. И мы дали такой ответ: если полковник Мелендрес хочет получить наше оружие, пусть придет и возьмет. И он появился. Да-да, он появился, верхом на коне и очень быстро. И те, кто встретил его первыми, бежали впереди него, что походило на паническое бегство, но привело его прямо к нам в засаду. От нашего первого залпа опустели двенадцать седел. Мы напали на них, револьверы блестели на солнце, в наших сердцах была безрассудная отвага людей, которые умирали уже столько раз. Бандиты и их индейские друзья в ужасе бежали. Через тридцать минут мы уже были на американском посту. Нас окружили и повели к дежурному офицеру. Как мы выяснили, это было восьмого мая 1854 года, в день рождения генерала Уокера. Ему исполнилось тогда тридцать лет.