Порочный ангел
Шрифт:
Элеонора похолодела от гневе.
— Не могу с тобой согласиться, — сказала она. — То, что его здесь нет, — твоя вина. Это ты вдохновлял пылкого мальчика бросить наследство, отказаться от будущего и пойти на смерть. Если бы ты не горел желанием прибрать к рукам этот дом по дешевке, естественно, он бы прислушался к голосу разума и держался подальше от Уильяма Уокера.
— Жан-Поль уже записался добровольцем, когда я купил этот дом.
— Да, это так. Но надеюсь, ты не собираешься убеждать меня в том, что вы раньше не обсуждали эту сделку.
— Может, и обсуждали, но по-прежнему я настаиваю на том, что он все равно записался бы добровольцем. Я. всегда говорил —
— Понятно. Теперь, стало быть, оказывается, что я должна была держать его в узде, — сказала она.
— Я вовсе не это имел в виду. Я понимаю, такая задача не под силу женщине. Но я был здесь, и ты могла на меня положиться. Я смог бы справиться с Жан-Полем.
— Ну да. Сунуть его в бухгалтерию, — ядовито заметила Элеонора.
— По крайней мере, он был бы жив! — вспыхнул Берт нард.
— Умирая медленной смертью, — парировала она.
Аплодисменты разорвали натянутую атмосферу. Невилл вошел во дворик и, продолжая хлопать в ладоши, воскликнул:
— Браво!
Его глаза, устремленные на Элеонору, смеялись.
— Простите мое поведение. Меня впустил ваш дворецкий. Я услышал голоса и подумал, что, может быть, вам нужен защитник.
Элеонора напряженно и не слишком приветливо улыбнулась, представляя присутствующих друг другу.
— Может быть, мне уйти? — спросил Невилл, коротко кивнув в сторону Бернарда. — Я могу вернуться позднее. Нам надо доделать то, что мы начали…
— Нет необходимости, — сказала Элеонора. — Кузен Бернард уже уходит.
— Да, разумеется. Я оставлю тебя с твоим… другом. Но хочу сказать тебе откровенно — очень жаль, что мы приняли тебя обратно в семью и позволили занять соответствующее положение. Я не могу говорить об отце, но что до меня — не удивляйся, если я сообщу, что разрываю наши отношения.
— Благодарю, — сказала Элеонора искренне. — Уверена, что, если бы я не смогла найти способ тебя выставить, дворецкий показал бы тебе дорогу.
Когда они остались одни, Невилл поднял светлую бровь.
— Что это было?
— Ничего, — сказала Элеонора, проходя в беседку, увитую виноградом, в одном из уголков дворика. Маленький фонтан в виде львиной железной головы прохладно шелестел. Элеонора села на деревянную скамейку, подобрала юбки, давая место Невиллу. Затем, выдавив из себя улыбку, спросила:
— Где вы были? Что делали?
— Я был на востоке, в Вашингтоне и Нью-Йорке, — сказал он, положив ногу на ногу и рассматривая свои начищенные до блеска башмаки.
— О, — произнесла Элеонора, не в силах добавить что-нибудь еще.
— Мне казалось, я должен был дать персональный отчет Вандербильду, — добавил он, когда Элеонора замолчала, опустив ресницы и расправляя складки юбки.
Невилл продолжал:
— Человеку свойственно стремление поступать как можно лучше. Я воспитывался беспечным, всегда имел деньги, доставшиеся мне по наследству, и теперь ничего не могу с собой поделать — мне всегда хочется найти более легкий путь к цели.
— И что же? — тихо спросила Элеонора.
— Хорошо бы, если рядом со мной оказалась женщина вроде вас. — Он смотрел на нее с обезоруживающей улыбкой. — Ну пожалуйста, не сердитесь. Впрочем, это было напрасное путешествие. Командор Вандербильд отказался встретиться со мной, у него нет времени для побежденных. Удар ниже пояса, но я полагаю, что человек, у которого в кулаке победа, может говорить то, что хочет.
— Победа? — спросила Элеонора, поднимая голову.
— Или совсем близко к этому. Министр Уиллер, поспешивший признать режим Уокера после выборов, был отозван в Вашингтон для выговора, его попросили подать в отставку. Старина Уиллер в последние несколько недель полагал, что у него есть все основания ждать от правительства Соединенных Штатов аплодисментов. Крылья американского орла распростерлись над бывшими мексиканскими территориями Техаса и Калифорнии — так почему бы не над Никарагуа, Центральной Африкой? Но я вам скажу, почему нет. Потому что Испания и Франция заявили об отправке военного шлюпа для наблюдения за положением в Центральной Америке, Чили и Перу умоляли о денежной поддержке государств, объединившихся против Уокера. И в этот момент Англия выслала к берегам Никарагуа эскадру из тринадцати кораблей с двумя тысячами пятьюстами солдат, призванных защищать интересы Британии в этом регионе. Климат для экспансии, как вы можете догадаться, не слишком подходящий. И Уокера оставила его страна.
— Но… Он же не потерпел поражение на поле боя? — спросила Элеонора, и в ее изумрудных глазах возникло беспокойство.
— Пока нет. Но я должен сказать, если вы извините жаргон петушиных боев, Уокер ведет игру, как задира. Ходят слухи, что он объявил в Никарагуа рабство законным — явная попытка сыграть на руку южному контингенту в Конгрессе, чтобы они могли повлиять от его имени на правительство, а если это не удастся — отделиться, как они угрожали, и присоединиться к нему. Я думаю, он поймет, что это ошибка. Уже тридцать лет, как рабство незаконно. Британия и Франция, не говоря о Вашингтоне, не поддержат его восстановление. Нет, похоже, мы вырвались из Никарагуа в самый последний момент. Что-то там становится жарковато, и не только из-за погоды. — Невилл продолжал говорить о другом, но Элеонора почти не слушала. Она ушла в себя, думая о Гранте и Мейзи, о труппе, о полковнике Генри, об Уокере, о докторе Джоунсе, обо всех, кто остался в Гранаде. Она размышляла о том, что они делают, вспоминают ли о ней. Ей страстно захотелось оказаться рядом с ними.
Правда, сейчас это не самое лучшее место для нее. За день или за два до этого, стоя на стуле и пытаясь примерить ткань для новой драпировки в будуаре, она почувствовала себя плохо. Старая няня поддержала ее и повела к стулу.
— Сиди тихо, мадемуазель Элеонора, — велела она, назвав ее как в детстве. — Это скоро пройдет.
— Я чувствую себя так неловко, — засмеялась Элеонора. — Я не знаю, что со мной.
— Такое случается с замужними женщинами. Я подозреваю это уже несколько недель. Ты ждешь ребенка.
Ребенок. Ребенок Гранта! Мысленно возвращаясь назад, Элеонора поняла, что няня права. Все последние сумасшедшие недели в Гранаде ей некогда было задумываться.
Оставшись одна, Элеонора медленно сняла печатку Луиса с пальца и отстегнула медальон Святого Михаила. В плохом настроении она часто думала, что надо больше вспоминать о Луисе, чем о том, кого она любила. Но сейчас это казалось не правильным, неискренним.
После того утра Невилл стал частым гостем. Он рассказывал ей о ходе войны в Центральной Америке, о деталях, умалчиваемых прессой. В конце лета он сообщай ей о приближении армии Гватемалы, Гондураса и Сальвадора. В конце ноября Коста-Рика была готова снова вступить в бой. Потом пришло сообщение, что Уокер будет охранять транзитную линию, по которой к нему должно прийти подкрепление для эвакуации из Гранады. Не желая оставить город в качестве крепости для союзных сил, он возложил командование на своего верного соратника с отрядом в триста человек и дал приказ разрушить город.