Порок сердца

Минина Ольга

отрядов.

— Да уж, конечно. А я б не стал им ничего напоминать. Хорошо, что я тебя отключаю, когда в

Сеть вхожу.

— Спасибо, друг. Хоть тогда отдохнуть от тебя можно да от эмо твоих. Да, кстати, про

основной твой контингент забыли, тех, которые «я сам по себе».

— В смысле быдло?

— Ну зачем так грубо? Нормальные пацаны. У них кто авторитет? Тот, кто в тюрьме сидел. А

в тюрьме какой секс? То-то и оно. Причем я не про «петухов» говорю, а про тех, кто их

пользует,

про «реальных мужиков». Таким быть не зазорно, а наоборот — уважуха.

— Ну, это, мозг, ты загнул. Откуда ты знаешь? Ты что, сидел?

— Я, Дима, в твоей черепной коробке уже двадцать два года чалюсь, и ты меня своими

задвигами на эмо последнее время совсем зае…

— Так, довольно этой скользкой гомотемы. Вернемся назад. Я ненавижу эмо еще за то, что

они режут напоказ свои ручонки.

— Ну тут опять без панков не обойтись. Кто первый стал резать вены на сцене? Милашка

Игги Поп. И ничего, старый хрен до сих пор скачет самым крутым панк-козлом. Сиду Вишесу

повезло меньше, он так вошел в образ, что стал резать вены не только на сцене, но и в ванной, что

его и погубило.

— Ну вот, за это эмо и не любят, что они у всех всего понахватали, ничего своего, позеры

позорные.

— Слушай, Митя! А может, ну их нах, этих эмов? Через пару лет о них никто и не вспомнит, а

ты на них столько здоровья потратишь? Лучше б девушку завел постоянную, а то вроде и балагур

ты, и весельчак, а девушки после ночи с тобой больше не показываются.

— Это не твое дело, мозг.

— Эт точно, тут тебе с другим органом пообщаться нужно. Хотя скажу тебе по секрету, я им

непосредственно заведую. — Молодец, смешно пошутил. Позитиффчик. Антиэмо, сто пудов.

— Ну вот, опять. Дима, я серьезно беспокоюсь за свое здоровье. Мне из-за тебя в последнее

время везде эмо мерещатся. И на работе, и во сне, и в зеркале. Ну, к эмо-Гитлеру я уже привык. А

тут смотрю «Человека-Паука» и понимаю: все, писец. Он скрытый эмо — и одежда, и причесочка с

челкой.

— Ы-ы-ы, мозг, какой же ты у меня креативный.

— Это так. Ой, Дим, а это что за уроды? Откуда клоуны?

— Так, мозг. Похоже, мы заснули. Пойду посмотрю.

Дмитрий уверенной походкой направился к своим гостям. Стояла чудесная летняя погода.

Светло, тепло и безмятежно стало у Димы на душе. Все его дневные страхи улетучились,

злосчастное убийство забылось, и он с интересом разглядывал колоритную парочку, сидевшую на

кровати с черной подушкой и розовым покрывалом. Кровать стояла на ярко-зеленой лужайке, и

Дима, идя к ней, с удовольствием топтал сочную траву, вминая ее в податливую землю босыми

ногами. «Блин, я ведь в одних трусах, причем с надписью „Эмо — сакс", — подумал он. — Да

плевать, это же сон». И тут на голове у Димы нарисовался черный классический цилиндр. «Вид,

конечно, идиотский, но не более, чем у этих двух придурков», — утешил его мозг. «Это точно,

мерзее парочки я не видел. Еще сидят, взявшись за руки, и ногами болтают, как дети. Может,

зашвырнуть их вместе с кроватью куда подальше?» — подумал Дима и обратился к фрикам: — Вы

хто?

Ответа он не дождался. Непонятно откуда раздалась музыка из любимого Диминого мультика

«Нарру Tree Friends». Толстяк клоун с сардонической улыбкой в тридцать три лошадиных зуба, сам

весь в красном, с красной рожей и в красном парике, поднял руку, и от его толстого пальца в

воздухе прочертилась жирная красная пунктирная линия прямо до лица онемевшего Дмитрия.

Пунктир осыпался. Клоун спросил сидевшего рядом с ним карикатурного эмо со страшно горящим

прищуренным глазом:

— Это он? Ты уверен?

Тот отрицательно помотал головой. Черная челка на секунду сдвинулась, обнажив

обуглившийся череп с пустой глазницей.

— Я видел его лицо долю секунды, когда после моего удара он упал и бандана съехала, потом

он схватился за живот, а я уже рубился с другим.

— Вы хто? — уже с меньшим энтузиазмом настаивал Дмитрий, которому почему-то очень

захотелось проснуться.

— Ну, судя по надписи на трусах, это наш клиент, по любому, — продолжал клоун. — Надо

бы заглянуть ему в башку, покопаться слегка.

— Идите в жопу, а я иду домой. В Бобруйск, жывотные! Вы просто плод чьего-то

воображения, — забеспокоился Дима, — может быть, даже и моего. Жалкие картинки. У меня

столько креатива в последнее время, всего не упомнишь. Вот тебя, карикатура, я точно сто раз

видел. А клоун, похоже, с какого-то тату-сайта прибился.

— Сообразительный, чубрик. Люблю таких. У них большой жирный вкусный мозг, — сказал

клоун елейным басом. Тема из «Нарру Tree Friends» с новой силой заиграла у Димы в ушах.

Пытаясь избавиться от нее и инстинктивно защищая голову, он пониже надвинул цилиндр.

— Сколько тебе лет? — спросил тощий.

— Двадцать два.

— А мне еще восемнадцати не исполнилось. Помнишь меня? Ты со своими дружками убил

меня три дня назад. Хорошо повеселились?

Дима запаниковал. Напрасно он пытался обратиться за помощью к мозгу, того явно свело

судорогой страха. Дима тщетно попытался проснуться, попробовал убежать от страшной парочки,

но ноги словно вросли в землю и пустили там прочные корни. «Все, надо завязывать с Интернетом,