Порок
Шрифт:
– Ты убил бывшую жену известного человека.
– Мне без разницы, главное, что я ее выбрал.
– Ты не боишься мести?
– Это риторический вопрос, но я точно не нахожусь под властью имени, кто бы за ним не скрывался, – он посмотрел на Евгения. – В отличие от вас, которые живут по правилам системы.
– Ты убил бывшую жену Баумистрова Павла Сергеевича.
– Это имя мне точно ни о чем не говорит.
– Он человек с возможностями и может достать тебя за колючей проволокой.
– За что? За то, что убил бывшую жену? Не смешите, –
– Такие люди не прощают нанесенных обид.
– Возможно. Но ответьте на вопрос: вы были женаты?
Евгению не понравился вопрос, но он ответил:
– Был женат.
– А сейчас разведены?
– Допустим.
– И, как разведенный человек, вы избегаете общения с бывшей женой, как с прокаженной.
– Не понял?
– Вы и ваша супруга носите клеймо, оно отпечаталось на ее и на вашем лице, как печать пережитой неблагополучной истории. И каждый раз при ее виде у вас возникают сомнения в вашей состоятельности как мужчины, то же самое чувствует она, и ее так же терзают сомнения и боль при встрече с вами. И только смерть одной из сторон может успокоить ваши на пару с бывшей женой души. Так что этот, как его там…
– Павел Сергеевич…
– Да, этот известный человек должен быть благодарен мне за то, что помог ему обрести чистую память о бывшей супруге.
– Но не думаю, что он так думает.
– Это его проблемы.
– Его? – усмехнулся Евгений.
– Да, его, – утвердительно ответил Воинов.
Евгений решил немного осадить оппонента и зайти с другой стороны. Он знал, что у Екатерины Баумистровой не было детей, но задал еще один провоцирующий вопрос.
– Ты убил не только бывшую жену олигарха, но и лишил матери их общего ребенка…
– Я понял, о чем вы. Но вы блефуете, на ее молочном и нежном теле я не обнаружил следов девятимесячного надругательства.
– Давай по существу, – Евгений поспешил перевести диалог в форму допроса.
– Хорошо. Я встретил ее у входа в парк. Выждал паузу, мне было необходимо удостовериться, что она одна. Когда выяснил, что она действительно одна, я подкараулил ее. Набросился сзади, повалил на землю и усыпил ее раствором эфира. Правда, пожалел, что использовал эфир. Он рассеял ароматный запах ее тела. Больше таких женщин я не встречал… я даже сожалел потом, что удушил ее руками.
– Зачем удушил, она же была без сознания?
– Нет, она проснулась, я растерялся и ничего не придумал, кроме, – как и в первом случае, – убить ее. Все, как сейчас помню, произошло спонтанно и по инерции.
– Ты ее изнасиловал?
– Да! – без колебаний ответил Воинов.
– В презервативе?
– Да!
– Куда его выкинул?
– Как и в первый раз, я донес его до дома.
– Шел, как с флагом?
– Можно сказать и так, он у меня болтался на члене, я забыл его снять, как и в первый раз.
Мария отвлеклась от своих записей и с укором посмотрела на Евгения. Но, заметив, что до ее мнения никому нет дела, молча уткнулась в свой блокнот.
– Куда его спрятал, когда пришел
– Спустил в унитаз.
– Мне кажется странным, что ты пришел с повинной, взял пакет с личными вещами, но не взял орудия убийства и другие улики, с помощью чего совершены три акта насилия? Ты понял, о чем я? – Евгений натянул ухмылку. Злую ухмылку, когда человека гнетут сомнения насчет заранее заготовленного ответа. Он следовал еще одному негласному своду правил следователя: никогда не верить ни подозреваемым, ни обвиняемым, ни свидетелям. Вера в правосудие – вещь легко заразная и неблагодарная.
– Также мне непонятно, откуда у тебя взялся презерватив? Ты всегда их носишь с собой?
– Не всегда, но второе убийство было запланировано.
– Хорошо, тогда, согласно твоим объяснениям, первое убийство произошло стихийно. Откуда у тебя в первом эпизоде в кармане оказались средства контрацепции? Поясни? Может, жертва их дала, в целях предохранения?
– Я не помню, как они попали мне в карман, когда я насиловал первую женщину. Как и в покупке ножа, сработало интуитивное предвосхищение событий.
– Но все же странно. Тебе не кажется?
– Это ваше право думать, размышлять, ставить все под сомнение.
– Хорошо, дальше.
– Я просто наслаждался женщинами, хотя смерть второй жертвы огорчила меня.
– Не мог забыть запах?
– Да, не мог!
– Вы сказали, что повалили ее на землю, подойдя сзади слева или справа? – неожиданно спросила Мария.
– Да, сзади слева. Повалил ее на спину, она сопротивлялась, но я поднес к лицу тряпку, намоченную эфиром. Она уснула.
– Где взяли эфир? – подхватила она следующий вопрос.
– Купил с рук, но не скажу – у кого.
– Хорошо, так и запишем. Что дальше? И подробней, – вернулся к допросу Евгений.
– Я поднял у нее подол юбки, точнее – задрал, и был приятно удивлен…
– Чему?
– На ней были чулки. Я заволновался, все же не каждый день перед тобой раздвигают ноги женщины в чулках. И неважно, насилие это или по обоюдному согласию сторон. Сколько раз перед вами женщины обнажали ноги, облаченные в капроновые чулочки, а, господин следователь? Думаю, вам хватит пальцев одной руки! – Воинов остановился, посмотрел на Евгения, но тут же увел взгляд за его спину. Он опять взял паузу. Было видно, что он вновь переживает минуты сладострастия, погрузившись в воспоминания.
– Дальше! – без доли смущения произнес Евгений.
– Дальше, – со вздохом продолжил Воинов. – Дальше я содрал с нее трусы и вошел в нее. Дальше я уже говорил вам.
– Жертва проснулась, когда ты еще совершал акт насилия?
– Кажется, да. Точно не помню, у меня все помутнело от оргазма. Помню, что она закричала, тогда я и стал ее душить.
– Какого цвета были ее колготки и нижнее белье?
– Чулки!
Евгений кивнул.
– Они были черного цвета, из капрона. Трусы не помню – какого, не запомнил… они чертовски благоухали, как и ее тело, – Воинов ответил четко и утвердительно.