Порок
Шрифт:
Житомирский как всегда решил перестраховаться, он, как и любой чиновник, боялся шума, скандала в СМИ и негодования жителей маленького городка, которые могли учинить самосуд над насильником. Его опасения были обоснованы, они имели исторические корни. Житомирскому, как и любому представителю правоохранительной системы, инциденты в городе Б. резали слух больше, чем происшествия в каком-нибудь другом городе республики.
История берет начало в 2004 году. Тогда ряд молодых людей ввязался в небольшую потасовку на улице с сотрудниками милиции (с 2011 года в стране милицию переименовали
В результате действий силовиков правозащитники насчитали свыше трехсот пострадавших от милицейского произвола в мирном городе. Затем под давлением правозащитников и общественности против сотрудников милиции возбудили ряд уголовных дел, нашли «стрелочников», но ни один высокопоставленный сотрудник МВД или прокуратуры, ответственный за введение ОМОНа в город, наказания не понес. Из верхов привлекли к суду только главу местной милиции, выполнявшего распоряжения сверху.
Поэтому Житомирский, памятуя о событиях семилетней давности, настоятельно просил Евгения, чтобы дело об убийстве девочки быстро, без препятствий дошло до суда. «А то, глядишь, народ там неспокойный, если что неладное заподозрит, опять выйдет на улицу, а потом как всегда будут виноватых искать», – наставлял Житомирский Евгения в кабинете часом ранее.
Евгений обвел взглядом семерых сотрудников отдела и на одном из них остановился. На Марате Куташеве. Он приходился двоюродным племянником региональному прокурору, про его родственные связи ходили слухи, что он чуть ли не прокурорский незаконнорожденный сын. Слухи грели Марату душу, он наслаждался ими, правда, за его спиной говорили о нем без восхищения. Все бы ничего, но он категорически не желал работать.
В отделе убийств люди живут работой без выходных и праздничных дней. Марат приходил к девяти утра и уходил ровно в шесть часов вечера. Евгений из-за связей подчиненного закрывал глаза на нахлебника и особо на него не наседал. Евгений терпеливо ждал, когда родственника прокурора переведут на другое место работы, как полгода назад обещал Житомирский, когда против воли Евгения Куташева перевели в его отдел.
До этого Куташев, после окончания юридического факультета, успел поработать в отделе № 2. Там он также вел праздный образ жизни, но причиной перевода стал конфликт с одним из сотрудников отдела, который вмазал Куташеву за оскорбление женщины – коллеги, – тот обозвал ее «малообразованной челядью». Окровавленный нос не послужил причиной уголовного преследования сотрудника, защитившего честь коллеги, но послужил основанием для увольнения. Отдел восстал и потребовал перевода Куташева, – так он и оказался в отделе убийств.
Сам он на каждом углу рассказывал, что его перевели в другой отдел по личной просьбе, так как он считал расследование экономических преступлений и коррупционной деятельности слишком муторной и бумажной работой. К расследованию убийств его душа тоже не нашла особого расположения. Со временем Марат превратился на службе в главного изгоя. Непомерная гордыня, подозрительность, что коллеги только и
Внешность Марата была под стать его характеру – ничего приметного, обычный молодой человек заурядного вида. Но те, кто удосужился держать в руке фотографии маленького десятилетнего Марата, непритворно восхищались мальчишеской красотой. Трудно было поверить, что из милого мальчугана с улыбкой на лице вырастет «мальчиш-плохиш». Место, где когда-то красовались завивающиеся кудри, облюбовали короткие русые волосы, переходящие на лбу в прямую челку. Благородный прямой нос, – но и тот тонул среди других неприметных черт лица.
Почему произошла такая метаморфоза, никто точно не знал. Но, по одной из легенд, в пятнадцатилетием возрасте Куташев переболел менингитом. Этим обстоятельством можно было объяснить и его нездоровое поведение, наполненное эксцентричностью. Коллектив тоже особо с ним не заигрывал, все без исключения избегали его компании. Он это чувствовал и также не делал шагов навстречу.
Поэтому, недолго думая, для инспекционной поездки в город Б. Евгений выбрал именно Куташева. Он понимал, что поездка носит формальный характер, и был уверен, что Марат легко справится из-за отсутствия задачи как таковой.
Марату не понравилась как сама идея, так и манера изложения приказа Евгением. За словами шефа подспудно выслеживался стёб, чего стоила одна только ухмылка Евгения, когда он говорил о задаче, которую предстояло решить «опытному Марату».
– Не успели утвердить, а уже выросли крылья! – произнес кто-то за спиной Евгения, когда он выходил из собственного кабинета после совещания.
Он со зловещей улыбкой повернулся к подчиненным, никто из них пока еще не успел покинуть его кабинет. Евгений не сомневался, кто именно произнес нелицеприятные слова, но, как следователь, работающий с уликами, он не мог огульно порицать того, чьи уста не смогли удержать комментария. Ведь он ничего не видел и еле расслышал неприятный эпитет в свой адрес.
– Товарищ Куташев, – с ударением на фамилии произнес Евгений. – Вам дополнительное поручение. Заедете на обратном пути к коллегам в Орджоникидзевский район и там проконтролируете ход расследования убийства слесаря ЖЭКа. Если не читаете сводки, я напомню, что пятидесятилетнего мужика укокошила его жена, семидесятилетняя бабушка. И знаете – чем? – Марат ничего не ответил. – Кувалдой! Размозжила ему голову за неверность. Вот такая любовь! Как в песне поется у Глюкозы! А? – Евгений самодовольно заулыбался.
Коллеги, не успевшие выйти из кабинета, хихикали и переговаривались, обсуждая метафоры начальника, один лишь Марат Куташев пребывал в молчаливом гневном напряжении. Ему не раз приходилось переносить издевательства коллег, но нападки от непосредственного начальника Марат испытал впервые. Внутри он кипел, жаждал мести, нет ничего унизительней, когда следователя центрального аппарата отправляют дорасследовать или контролировать ход бытового убийства, которое уже раскрыто. По его мнению, Евгений нарушил табу, которое гласит: нельзя при коллегах унижать своих, то есть приближенных к руководству людей.