Порок
Шрифт:
Пернатый пятился назад ближе к затхлой тинистой воде, тяжело перебирая конечностями в грязных кедах, и уже предугадывал плачевный итог этого дня для себя.
– Ты кому накидываешь, Птичьев? – подошел к нему впритык и склонил голову к правому плечу, изучающе впиваясь в его расширенные глаза. – Я же тебе сказал: не мельтеши у меня под ногами. Не капай мне на мозги. Ты ж знаешь, чем это чревато, – неслышно проговорил в холод раннего вечера и, задумчиво глядя на него, медленно прошелся языком по верхним зубам.
Откровенно усмехнулся от его стягивающей все лицо загнанной обреченности. Повесил голову и задумчиво изрек ему с подрагивающими уголками губ:
– Нет, пернатый… У тебя взыграло чувство собственного превосходства, – смотрел на свою раскрытую, мокрую от дождя ладонь и широко разведенные пальцы. Сжал кулак и сильно натянул зажившую за эти два месяца кожу на костяшках. – Ты решил за мой счет стремно выползти в первые ряды. Ты, хуеплет, надумал со мной мериться елдаком. Задумал подергать меня за яйца, – исподлобья плавно кинул на него изменившийся пытливый взгляд. – Заебешься, птица.
И на этих словах я резко прописываю обсосу кулаком в харю, с первого удара разбивая левую скулу и откидывая его к пруду. Он машинально конвульсивно дергает головой, но спустя секунды, благодаря бесчисленной практике за этот год, приходит в себя и бросается на меня с озверевшим оскалом. Мгновение, и он в досягаемой от меня близости. Удар отрывистый, мощный, хлесткий. Отточенный прямой в нос: так, чтобы уверенно с хрустом сломать до громкого болезненного рева.
– Сука-а-а-а-а! – горько завыл.
– Это я еще добрый, – криво повел краешком губ в нечто похожее на улыбку. – Ты ж заметил, я явился к тебе с пустыми руками… – спокойно уточнил. – А? Кстати… А ты в какой руке держал нож в тот вечер? Ты правша или левша? – нахмурился, немного склонившись к нему. – Да похуй, если честно, – повернул голову и сплюнул в болотистую воду.
– Туман? Дай сказать… – выставил он в останавливающем жесте свою окровавленную лапу.
– Ну правая, так правая.
Безразлично передернул плечами и, схватив его за вытянутую конечность, вывернул ее назад, выгибая все его тело дугой до судороги. Он во все горло заорал и попытался сделать мне подсечку, но рефлексы сработали быстрее меня. Второй смачный удар пришелся ногой под дых, придавливая его к сырому месиву черной земли. Уткнулся рожей в вонючую жижу, пытаясь отхватить побольше кислорода, но вперемешку с воздухом приходилось жрать и грязь.
– Давай я в последний раз тебе напомню, что лучше не стоит мне переходить дорогу?
– ААААА… Ту-у-ума-а-ан, харэ-э-э-э! – хрипло завопил он, когда я, стоя с его выкрученной назад рукой, принялся ломать каждый палец в разные стороны.
– С чего вдруг? – искренне удивился, приподнимая бровь. – Я же не попросил тебя сделать мне отсос. Я же не заложил тебе за щеку!
– АААА… Пидо-о-ор!
– Но я тебя все равно опущу. Ты ж знаешь мои методы. Вон позади стоят пацаны. Слава пойдет, стоит нам только переступить черту города, – пытался заглянуть ему в глаза, но бросил это гиблое дело и перешел после пяти пальцев на запястье.
– Сука, не смееей! – бульканье в его горле переплетено с паническим страхом и хрипом.
– Птичьев, только для тебя. Только сегодня. Сделаю быстро. Уговорил, – кивнул и резко сломал предплечье, когда ногой ударил его в руку. – Да не визжи ты, как скотина, – брезгливо поморщился. – Еще не закончили, – пошел к головке плечевой кости.
Мой удар. Характерный треск плечевого сустава. Его прерывистый обессиленный рык вперемешку с рыданием, перетекающим в мучительный стон, балансирующий на грани реальности.
– Ты отключиться решил раньше времени, что ли? – недоуменно спросил у него, больно схватив его за перепачканные в дерьме из грязи и крови патлы на башке. – Рано еще, фуфел.
– Пошел… ты… сссуук… – с усилием неслышно выдавил он, оскаливая черные, забитые землей зубы.
– Алёёёё? – на расстоянии сбоку от нас с раскатистым свистом позвал меня Кот.
Упираясь руками в свои колени, лениво перевел взгляд на Макса. Единственного человека, который отчасти – если так можно было сказать – приходился мне в этой жизни другом. Своеобразный, покореженный, сгнивший, как и я, но он был подобием приятеля. Ближнего.
Кот развел руками, мол, говоря: тормози. Сквозь дождь не вижу его хари, но без труда разгадываю его действие.
Помрачнев, непонимающе свел брови на переносице и, стиснув до скрипа зубы, с прищуром все еще вглядывался в Макса.
Ну все, так все…
Выпрямился во весь рост и словил на себе расфокусированный нечеткий взгляд стеклообразных зеленых глаз, подобных вонючей тинистой воде в пруду.
– Ту-уман… – слабо прохрипел он, когда я из спортивных штанов вынул член.
– Одуплись, пернатый, – равнодушно усмехнулся и начал поливать мочой его рожу.
– МММММ, – замычал он, прикрывшись от меня здоровой рукой, и сунул репу в месиво лужи.
– И впредь чтобы я тебя не видел. Ни тебя, ни твоих псов. Иначе я начну резать. Радииикально, – беззаботно улыбнувшись, стряхнул хуй и снова спрятал его в трико.
Уже отошел от него, как в спину прилетела разъяренная угроза, наполненная униженным тоном:
– Ты за это ответишь! – выплюнул Птичьев на грани истерики.
Не поворачиваясь к нему, мерзко гоготнул про себя, зная, что за этого опущенного черта уже никто не впишется. Но я и так заранее осознавал, что в любом случае перед Барином мне придется держать ответ, так как я пошел напрямик в обход него. Но случай двухмесячной давности я не собирался спускать на тормозах. Уж точно не я.
Уверенно перехватил тягостный взгляд Кота своим твердым прищуренным и, сокращая между нами расстояние на пустыре, решительно не отпускал его с места.
Котов Макс. 16 лет.
Я напряженно вглядывался в Дэна, которому явно не пришелся по вкусу мой взбрык, направленный в его сторону. Даже под приливным дождем, на довольно приличном от него расстоянии моментально учуял, что запахло жареным, и это, откровенно говоря, очень хуево. Этого прущего от Тумана зловония пытался избежать каждый из наших.