Порошок идеологии (сборник)
Шрифт:
– Поручение с наградой! – продолжал Потоцкий и сразу увидел, что собрание насторожилось и стало внимательным. – Дело вот в чем! Заводы волнуются, рабочее движение растет. В то же время в последние дни усилилась раздача тайной литературы. Департаментом полиции закрыты заграничные пути, ряд передаточных пунктов ликвидирован, и, тем не менее… До имеющимся у нас сведениям, тайная социал-демократическая типография имеется в самом нашем городе!
Нам дано задание чрезвычайной важности из центра, – продолжал, помолчав, Потоцкий. – Типографию надо
Он продолжал говорить, развивая план кампании. Вернее, у него не было никакого плана. Нужно рассеяться по городу, замечать подозрительных людей, следить за свиданиями революционеров, – словом, делать то, что каждый день уже проделывали филера. Потоцкий кончил и устало уперся на стол локтями.
Филера расходились. Шумной толпой они теснились к дверям, обсуждали обещанную награду. Только Архимедов и не думал уходить. Он сидел на краешке стула, опершись подбородком на зонтик, уставив на начальника черные пуговицы глаз.
– Ну, вам чего? – холодно спросил начальник.
Почему-то он невзлюбил Архимедова. Архимедов был слишком умен и молод. Вместе с Филькиным они стояли живым упреком всей неторопливой работе охранки! Но если Потоцкий верил Филькину и даже побаивался его, Архимедов своей вертлявой фигурой всегда вызывал в нем раздражение.
– Желаю, Сигизмунд Павлович, сурьезный разговор иметь, – придвигаясь со стулом, сказал Архимедов. – Как есть у меня новая мысль – хотел бы снова допросить арестанта!..
– Арестанта.? Какого?..
– Того, что по ящику с землей. – Архимедов придвинулся ближе. – Имел я с ним одно свидание, но считаю – мало… Разрешите-с, Сигизмунд Павлович?..
– Ящики с землей – чепуха! – хмуро сказал начальник. – Про лавку восточных товаров знаю. Дело сорвалось. Объяснил мне Ферапонт Иванович!..
– Что объяснил-с?.. – насторожился Архимедов.
– Да вот эту историю с землей… Николай, ну, он втесался туда, был любовником жены хозяина. Вступив с ней в преступную связь, решил использовать в интересах дела. Хозяин позволял им запаковывать ящики с товаром. Товар они продавали, а ящики набьют землей и отправят для виду. Сообщник Николая – Андрей – и принимал эти ящики.
– Землю откуда брали-с?.. – прищурился Архимедов.
– Откуда брали? – Начальник удивился. – Ну, брат, ты того… Не все ли равно, откуда!.. Факт тот: Николай сбежал, лавка здесь не при чем!..
– Арестанта, значит, отпустили-с? – рванулся вперед Архимедов.
– Нет, не отпустили… – Начальник взглянул исподлобья. – Да зачем он?.. Сказано, что с ящиками ясно!.. Ты вот лучше, братец, типографией займись!
– Типография сама собой, типографию раскроем-с… – Архимедов подъехал к самому столу. – А все же просил бы вас, Сигизмунд Павлович, меня к арестанту допустить!..
– К арестанту я тебя допустить не могу, понимаешь!.. – медленно и внушительно сказал Потоцкий. Он помолчал,
…Через два дня, утром, Архимедов подошел к маленькому двухэтажному флигельку в глубине широкого двора и стал нерешительно смотреть на его нарядные окна.
Оставим его пока за этим занятием и посмотрим, что делается внутри первого этажа этого дома.
Окна квартиры были в узорчатой кисее, с красной цветущей геранью в горшочках. Над одним окном деревянная клетка с прыгающей канарейкой. И первой комнате две белые кровати; одна из них была пуста, на другой навалена неряшливая груда разноцветных тряпок. Около комода с высоким зеркалом на нем вертелась барышня с прыщеватым, бледным, будто выструганным лицом.
У нее был очень странный нос: белый от пудры, утолщенный в конце, будто подпертый сбоку чьим-то невидимым пальцем.
Барышня вертелась перед зеркалом, шевелила носом и улыбалась своему изображению. Она поправила шелковый пояс и перешла к окну.
– Анютка, брось! – сказала она, кокетничая по привычке. – Стоит реветь! Перестань!..
То, что казалось грудой наваленных тряпок, шевельнулось и село на кровати. Это была такая же барышня, только постарше, потолще и побезобразней. Она моргала глазами и злобно прислушивалась к равномерным шагам за дверью.
– Ходит… – с ненавистью сказала она. – Чуть свет ходить начал… Чёрт горластый!.. Нет того, чтобы с дочерью поговорить! Вот тебе, дескать, милая дочка, тысяча рублей!.. Бери их и будь счастлива… Как же!..
– Анютка, а может, у него нет!.. – возразила Настя.
– Нет у него!.. – всхлипнула Анютка. – У такого чтобы не было!.. Мне так Алексей Парамонович и говорит: не может быть, чтобы у папаши вашего такой мизерности не было!.. Как они филер и, можно сказать, жандарм… Я, говорит, вас люблю, но без приданого взять не способен! Как вы, говорит, из сыщецкого звания, мне одного позору больше будет. Ну, и расстроилось дело… – Она снова готовилась всхлипнуть.
– Ах!.. – вскрикнула Настя у окна, закрываясь руками.
– Я ему говорю, – бубнила Анютка на постели, – дайте, папаша, добром тысячу рублей. А он мне: «Нет у меня тысячи!» Я плакать… «А если, – говорит, – реветь будешь, за косу тебя да в коридор!» Очень благородное обращение…
– Кланяется!.. – крикнула Настя и отскочила от окна. – Анютка, кланяется!.. Вот те крест!.. Перед окном стоит… шляпу снял… красивый!..
Тут уже не выдержала и Анютка. Спрыгнув с постели и вытерев глаза, она подбежала к окну.
На дворе у веревки с мокрым бельем стоял Архимедов – румяный, черноглазый, с расчесанной бородой, и смотрел прямо в окно. Увидев Анютку, он снова снял шляпу. Анютка хихикнула и тоже закрылась руками. Архимедов подошел к двери и дернул звонок.