Порожденье тьмы ночной
Шрифт:
Я не ринулся наобум в мрачный неосвещенный склад, не без оснований ожидая встретить там кого угодно: от засады Американского легиона до израильских парашютистов, готовых схватить меня.
С собой я прихватил пистолет, один из «люгеров» железногвардейцев с патронником для мелкашки. И держал его не в кармане, а в руке, заряженный и снятый с предохранителя, готовый к бою. Сначала я из укрытия осмотрел переднюю дверь склада. Свет там не горел. Тогда короткими перебежками от одних мусорных баков к
Попробуй кто схватить меня, попробуй кто схватить Говарда Кэмпбелла-младшего, всего прошью дырочками, мелкими, как иглы швейной машины. Должен сказать, что все эти броски и перебежки от укрытия к укрытию вызвали у меня прилив любви к пехоте. Не важно, к чьей.
Человек — пехотное животное, подумал я.
Из задней двери склада пробивался свет. Заглянув в окошко, я увидел картину безмятежного покоя. Полковник Фрэнк Уиртанен — моя Голубая Фея-Крестная — опять сидел на столе, поджидая меня.
Он стал совсем глубоким стариком, безволосым и гладким, как Будда.
Я вошел в дверь.
— Я-то думал, вы давно в отставке, — сказал я ему.
— Уже восемь лет как, — ответил он. — Построил дом на берегу озера в Мэйне. Топором, теслом, да собственными руками. Меня отозвали из отставки как специалиста.
— В чем? — спросил, я.
— В вас, — ответил он.
— С чего вдруг интерес ко мне?
— Это мне и поручено выяснить.
— Зачем я нужен израильтянам — абсолютно ясно, — пожал я плечами.
— Верно. Но абсолютно неясно, с чего вами так заинтересовались русские.
— Русские? — переспросил я. — Какие русские?
— Эта женщина, Рези Нот, и старик-художник, именуемый Джордж Крафт, оба работают на коммунистов. Агента, именующего себя Крафтом, мы «пасем» еще с 1941 года. И не препятствовали женщине въехать в страну, потому что хотели выяснить ее планы.
34: ALLES KAPUT…
У меня подкосились ноги, и я рухнул на какой-то ящик.
— Вы убили меня всего лишь парой тщательно подобранных фраз, — простонал я. — Насколько я был богаче всего лишь секунду назад!
— Друг, мечта и любимая — Alles Kaput, — сказал я.
— Друга вы не потеряли, — возразил Уиртанен.
— То есть?
— Он — как вы, — объяснил Уиртанен. — Способен быть несколькими людьми сразу, и каждым из них — абсолютно искренне. Это дар такой, — улыбнулся Уиртанен.
— Что он вокруг меня затеял?
— Хотел выпихнуть вас из Америки куда-нибудь за границу, где потом можно было бы вас похитить с меньшей опасностью международного скандала. Это он подбросил Джоунзу ваш адрес, он же и навел на вас О’Хэа и других патриотов, возбудив страсти. Все это часть плана побудить вас уехать.
— Мексика… Он заставил меня
— Я знаю. В Мехико-Сити вас уже ждет самолет. Прилети вы туда, вам на земле и двух минут не провести. Тут же отправились бы в Москву новейшим реактивным самолетом с оплаченным билетом и туром.
— Доктор Джоунз с ним заодно?
— Нет. Доктор Джоунз искренне радеет о вас. Он — один из тех немногих, кому вы можете довериться.
— Я-то на кой ляд в Москве понадобился? На кой ляд русским старый заплесневелый ошметок списанного барахла второй мировой войны?
— Хотят предъявить вас миру как убедительное доказательство того, что в нашей стране скрывают фашистских военных преступников, — объяснил Уиртанен. — А также надеются, что вы сознаетесь во всевозможном сотрудничестве американцев с нацистами с самого становления нацистского режима.
— С чего они решили, что я признаюсь в чем-либо подобном? — удивился я. — Чем они собирались меня припугнуть?
— Это как раз яснее ясного, — пожал плечами Уиртанен. — На поверхности лежит.
— Пытки?
— Да нет. Смерть.
— Я смерти не боюсь.
— Да нет, не ваша смерть.
— Чья же тогда?
— Женщины, которую вы любите и которая любит вас, — ответил Уиртанен. — Ваша несговорчивость будет означать смертный приговор малышке Рези Нот.
35: СОРОК РУБЛЕЙ СВЕРХУ…
— Ее задание было добиться моей любви?
— Да.
— Что ж, она выполнила его блестяще, — горько вздохнул я. — Хотя особо стараться и не пришлось.
— Сожалею, что вынужден сообщать вам столь неприятные известия, — пробормотал Уиртанен.
— Теперь кое-что проясняется, — кивнул я, — хотя и не очень-то мне хотелось это прояснять… Вы знаете, что было у нее в чемодане?
— Собрание ваших работ.
— Вам и это известно? Подумать только — ведь пустились во все тяжкие, лишь бы обеспечить ей легенду. Но как они узнали, где искать рукописи?
— Рукописи были не в Берлине. Они лежали, аккуратно сложенные, в Москве, — сказал Уиртанен.
— Как они там оказались? — изумился я.
— Фигурировали в качестве основных вещественных доказательств на процессе Степана Бодоскова, — объяснил Уиртанен.
— Кого-кого?
— Ефрейтор Степан Бодосков служил переводчиком в русских частях, первыми вошедшими в Берлин, — продолжал Уиртанен. — Он нашел сундук с вашими рукописями на чердаке театра. И взял его в качестве трофея.
— Тот еще трофей, — хмыкнул я.
— Исключительно ценный, как выяснилось, — возразил Уиртанен. — Бодосков свободно владел немецким. Покопавшись в сундуке, он понял, что в нем лежит быстрая и блистательная карьера.