Порт-Артур (Том 2)
Шрифт:
Звонарев по телефону сообщил о происшествии Борейко и спросил, что ему делать.
– Японцы готовятся штурмовать форты и батареи. Принимай командование на Залитерной, а потом донеси обо всем Белому. Присмотри, чтобы Чижик не вздумал улететь, а то солдаты бросятся за ним и растерзают его на части.
– Я сам готов немедленно прикончить его.
– Самосуда не допускать!
– предупредил Борейко.
Звонарев зашел в блиндаж к раненым. Заяц пришел в себя и тихонько стонал.
Ярцев был в агонии. Харитина тихо плакала над ним.
–
– Что бы там ни было, а от меня он не уйдет - своими руками смертью казню душегуба проклятого!
– крикнула Харитина.
– А потом опять в стрелки пойду...
Грохот орудий заставил Звонарева поспешить на командный пункт.
Затрещал телефон, из штаба фронта передали приказание поддержать огнем Куропаткинский люнет.
Первые же снаряды, пущенные с Залитерной, легли очень удачно. Штурмующие колонны японцев залегли, а затем начали откатываться назад.
Соседние батареи присоединились к Залитерной, и японцы в беспорядке побежали. Русская артиллерия преследовала их своим огнем. К трем часам дня штурм на всем участке был отбит.
Воспользовавшись затишьем, прапорщик прошел на батарею. Уже издали были слышны плач и причитания Харитины. Звонарев понял, что Ярцев скончался.
Возле кухни Белоногов с несколькими солдатами на скорую руку сбивали гроб для сказочника. По заведенному обычаю, всех утесовцев, где бы они ни умирали, - на позициях ли, в госпиталях, - хоронили на кладбище около Электрического Утеса, за небольшой скалой, у самого моря. За время осады там выросло несколько десятков небольших солдатских надмогильных крестов.
С батареи литеры Б тоже пришли солдаты проститься с покойным. Пришел и Борейко. Он долго смотрел в лицо Ярцева, затем положил земной поклон.
– Прости, сказочник, если когда ненароком обидел, - с чувством проговорил он.
– А с убийцей твоим мы посчитаемся.
Затем он обернулся к Харитине и погладил ее по голове.
– Не кручинься, ты молода, найдешь еще себе человека по сердцу.
Блохин наскоро простился с Ярцевым, но зато долго шептал что-то на ухо Харитине.
Заметив движение на батарее, Чиж потребовал к себе Звонарева. Прапорщик подошел.
– Как старший в чине, я приказываю вам немедленно освободить меня из-под незаконного ареста, иначе я применю силу оружия, - угрожал штабс-капитан.
– В случае малейшего неповиновения часовым вы будете немедленно расстреляны на месте, - ответил Звонарев.
Штабс-капитан растерялся. Мягкий, деликатный, застенчивый прапорщик вдруг заговорил языком Борейко. Даже обычно приветливое, улыбающееся лицо Звонарева теперь было хмуро и непроницаемо.
– Блохин, - позвал Борейко, - на тебя возлагается обязанность сторожить арестованного, пока за ним не пришлют из Управления.
– Слушаюсь, вашбродь! Не извольте беспокоиться, не убегет, разве на тот свет, - хмуро отозвался солдат и, вскинув трофейную японскую винтовку, расположился у входа
Под вечер начался новый штурм.
Японцы обрушились орудийным огнем на Китайскою батареи и батареи второй линии, к числу которых принадлежала и Залитерная. Ежеминутно падали десятки снарядов. Воздух наполнился массой осколков, со свистом летевших во всех направлениях.
Звонарев приказал солдатам спрятаться в блиндажи, а сам продолжал наблюдение. Только с темнотой окончился обстрел, и прапорщик вернулся на батарею. Перед ним встал вопрос: что делать с Чижом? Еще днем он послал донесение в Управление артиллерии, но ответа не было. Штабс-капитан опять вызвал его к себе и справился о своей дальнейшей судьбе. От его прежней заносчивости не осталось и следа. Заискивающим голосом он просил убрать часовых, особенно Блохина.
– Этот бандит обязательно прирежет меня ночью, - говорил он.
– Верните мне хоть оружие для самозащиты.
– По уставу арестованным не полагается иметь при себе оружие. Блохин, смотри в оба, - обернулся к солдату Звонарев.
– Слушаюсь! Пожалуйте в блиндаж, вашбродь.
– И он вплотную приставил штык к животу Чижа. Тот отчаянно взвизгнул и отскочил назад.
– Не так стремительно, господин Чиж, а то, не ровен час, споткнетесь и упадете, - иронически заметил прапорщик.
Штабс-капитан со злостью хлопнул дверью.
Звонарев решил на ночь поместиться в одном из солдатских блиндажей.
Вскоре вернулись с Утеса солдаты, провожавшие Ярцева в последний путь, с ними пришла и Харитина. Она уже не плакала, но была сурова, молчалива.
– Честь имею явиться!
– доложил Звонареву Родионов.
– А, Софрон Тимофеевич!
– обрадовался прапорщик.
– Что, поправился?
– Так точно, почти все зажило! На Утесе сегодня преставился капитан. Они наполовину заживо сгнили от цинги...
– Царство им небесное. Добрый к солдату был командир, никого зря не обижал, - закрестились солдаты, узнав о смерти Жуковского.
– Отчего это хорошие люди умирают, а такая вредная для солдата птица, как наш Чижик, живет да еще других людей убивает?
– задумчиво проговорил Юркин.
– Дай срок, и ему башку открутим!
– отозвался Блохин.
Прапорщик по телефону сообщил Борейко о кончине Жуковского. Поручик тяжко вздохнул.
– Всем хорош был покойник, да больно мягок со всякой сволочью, вроде Чижа, - проговорил он.
Совсем уже поздно прибыл ординарец из Управления артиллерии с приказом направить Чижа в распоряжение Белого.
Штабс-капитан прежде всего потребовал возвращения себе оружия и хотел расправиться с Харитиной, но она уже ушла с батареи. Тронуть же солдат Чиж не решился и, не прощаясь с Звонаревым, пошел пешком в город.
Ночь выдалась темная, туманная. Чиж не заметил, как за ним неотступно двигались две тени. Когда он проходил по глухому, пустынному району около Пресного озера, перед ним неожиданно появились двое. Штабс-капитан принял их за ночной патруль и крикнул: