Порт-Артур. Том 2
Шрифт:
Вскоре все здоровые и легкораненые засыпали выбоины и исправляли орудийные платформы.
Звонарев прошел на командный пункт, который, как и на Залитерной, представлял собою броневую башенку с прорезью впереди. Сквозь нее виднелись два ряда стрелковых окопов с проволочными заграждениями. Далеко внизу копошились темные фигурки японцев. Вечерело. Солнце склонялось к вершинам синеющих вдали Волчьих гор. В долинах уже легла вечерняя тень. Бомбардировка стихала. Потянуло прохладой. В тылу задребезжали подъезжающие кухни. Наступала тревожная, полная неожиданностей
Когда Звонарев вернулся на батарею, в темноте показалась крупная фигура Борейко.
– Что у вас тут делается? – справился он.
Звонарев подробно доложил.
– Темно очень, при ручных фонарях работать приходится. Прожектор не действует, – заключил он доклад.
Один из солдат сообщил:
– Вчера днем на батарею прислали какую-то диковинную пушку-короткая, медная, на жабу похожа. Сказывали – для освещения, вместо ракет. Только никто не поймет, как ею пользоваться.
– Где она? – спросил Борейко.
Из крайнего каземата вытащили маленькую медную пушчонку на деревянном лафете.
– Полупудовая, гладкостенная, с дула заряжающаяся мортира для стрельбы брандскугелями-зажигательными снарядами, – определил Борейко. – Снаряды к ней есть?
– Так точно! Диковинные такие-два железных донышка, соединенных прутиком, а внутри невесть чтопо цвету серое да едкое.
– Такими снарядами полвека назад в Севастополе стреляли по деревянным морским кораблям и крепостным постройкам, чтобы их поджечь.
– Нельзя ли ее сейчас попробовать? – попросил Звонарев.
– Только где-нибудь подальше от батареи, чтобы не навлечь на нее огня японцев.
Мортирку на руках снесли в сторону и установили за Китайской стенкой. Затем в дуло насыпали пороху, забили бумажным пыжом и вставили бочкообразный брандскугель. В запальное отверстие вложили запальную деревянную трубку и при помощи длинной палки с горящим фитилем на конце-пальника-подожгли.
Мортирка выпалила со страшным грохотом и перевернулась навзничь. Брандскугель огненным шаром с шипением взвился к небесам, довольно хорошо освещая местность. Описав крутую траекторию, он огненным ядром упал в расположение японцев. Оттуда донеслись вопли ужаса, а вслед затем затрещал частый ружейный огонь. Артиллеристы закричали от восторга.
– Не пондрадилось, видать, японцу наше угощение. Жареным мясом запахло! Нельзя ли, вашбродь, еще «кухню» им послать?
Но поручик не разрешил и направил всех обратно на батарею.
Вскоре с тыла донеслось громкое пение, сопровождаемое молодецким посвистом:
Солдатушки, браво, ребятушки!А где ваши жены?– Наши жены – пушки заряжены,Вот где наши жены!– Наши топают, – узнал Борейко разбойничий свист Блохина.
Он не ошибся. На батарее появились Жуковский с Гудимой, а за ними подошла вся рота.
– Я с Алексеем Андреевичем останусь здесь, а вас с Сергеем Владимировичем попрошу с первым
– Слушаюсь! Первый взвод ко мне! Пошли на свою батарею! – скомандовал Борейко.
На Залитерной было гораздо спокойнее, чем на батарее литеры Б. Ружейные пули сюда не залетали, снаряды попадали реже. Вдоль батареи были разложены костры, около которых грелись солдаты. С приходом утесовцев все оживились. Всю ночь до рассвета артиллеристы приводили в порядок орудия и блиндажи. Звонарев с Лебедкиным, Смекаловым и Юркиным налаживали поврежденный прожектор, электрическое освещение, исправляли водопровод, мастерили козырьки над орудиями для маскировки. Перед рассветом появилась усталая Варя.
– Сережа, по твою душу пришли! – закричал Борейко, увидев ее.
– Я так устала, что валюсь с ног, – пожаловалась Варя. – Высоких умер полчаса назад, Садыков лежит без сознания, у Соломонова сложный перелом обеих ног.
– Жаль Высоких, – вздохнул Борейко. – Идите-ка, прекрасная амазонка, спать в наш блиндаж, – смилостивился он. – На сон грядущий вас перекрестит и поцелует ваш ненаглядный Сереженька.
– Медведь, пощадите, я так утомлена, что не могу вас наградить оплеухой за вашу дерзость.
Звонарев отвел девушку в свой блиндаж.
Работы продолжались всю ночь. Уже засерел восток, когда сон окончательно свалил всех. Люди заснули где придется, подложив под себя шинели или прямо на земле.
– Вставать! Японец лезет на штурм! – оглушительно рявкнул Борейко. – К орудиям, зарядить картечью!
На батарее сразу зашевелились. Солдаты, протирая глаза, бежали по своим местам.
Захлопали орудийные замки, задвигались хоботы орудий. Номера торопливо подносили из погреба картечь и картузы с порохом.
– Готово! – один за другим докладывали фейерверкеры.
– Следи за гребнем; как там появятся японцы-так и бей! Сережа, останешься на батарее, а я буду на наблюдательном пункте, – распорядился поручик.
Звонарев осмотрелся. Солнце едва взошло, в лощинах еще лежала предрассветные тени. Где-то за горой слышалась сильная ружейная перестрелка, прерываемая беспорядочными орудийными выстрелами. Издали доносился протяжный крик – не то «ура», не то «банзай». Когда первая суета улеглась, солдаты настороженно стали оглядываться по сторонам, разыскивая врага. Но ни спереди, ни справа, ни слева никого не было видно.
– Ващбродь, разрешите выслать вперед людей японца постеречь! – попросил Блохин.
Прапорщик отправил несколько человек налево от позиций, а сам вышел на дорогу к батарее литеры Б. Она вся была окутана дымом и пылью, сквозь которую то и дело вспыхивали молнии выстрелов. На подступах к батарее виднелись густые японские цепи, сметаемые картечью. За батареей беспорядочно столпились ушедшие из скопов стрелки. Было хорошо видно, как офицер наспех выстраивал их для контратаки.
– На «литер бе» японский флаг! – закричал Блохин.