Порт-Артур. Том 2
Шрифт:
Едва оправившись от ран, Енджеевский, прихрамывая и опираясь на палочку, направился к Семенову.
– Зачем же вы ушли из госпиталя в таком виде? – спросил полковник. – Ведь вы форменный калека!
– Выписан после освидетельствования «комиссией
Четырнадцатого полка, признавшей меня годным к строевой службе.
– Ну и отправляйтесь тогда в Четырнадцатый полк к Савицкому. Пусть он что хочет, то и делает с вами.
– Разрешите мее принять по-прежнему охотничью команду.
– На руках, что ли, вас будут носить в разведку?
– Авось на четвереньках поспею за солдатами.
– Ладно уж!
– Лучший офицер у меня в полку, – бросил он адъютанту, когда Стах вышел. – Только всегда с начальством не в ладах!
Узнав о возвращении Енджеевокого, стрелки-охотники, побросав все свои дела, кинулись к нему.
– Евстахий Казимирович? Вот радость-то какая! Без вас дело у нас совсем расклеилось.
Стах, начал расспрашивать, что произошло в его отсутствие. Оказалось, что заменивший его поручик Минят сместил едва ли не всех начальствующих из нижних чинов.
Енджеевскому пришлось всех возвращать на прежние места.
Стах перераспределил также и людей между взводами, чтобы старые, наиболее опытные разведчики равномерно попали в каждый из них. Взводами стали командовать простые солдаты, иногда из штрафных, но опытные и лихие разведчики, и плохие унтеры стали в строй рядовыми.
Вечером, за обедом в штабе полка, Семенов предупреждал Стаха:
– Что касается произведенных вами перемещений среди нижних чинов, то ответственность за них возлагается целиком на вас.
– Неплохо бы такую перестановку произвести и во всем Артуре, – заметил Енджеевокий.
Семенов сбоку взглянул на него, хитро улыбаясь, и, поправив свои новенькие золотые флигель-адьютантские аксельбанты, спросил:
– Вы поручили бы мне заведовать дивизионным обозом, а сами приняли бы командование дивизией?
– О нет! Прежде всего убрал бы куда-либо подальше Стесселя, Фока, Никитина, Рейса – на Ляотешань, что ли, и посадил бы под крепкий караул. Романа Исидоровича поставил во главе обороны, а в помощь ему дал бы вас и Третьякова.
– А Смирнова куда?
– Учителем арифметики в Пушкинскую школу.
Семенов громко захохотал.
– Придумали вы ему место!
И поспешил переменить тему разговора.
– Я слыхал, что под Ляояном должен произойти генеральный бой [37] между нашими и японцами. Говорят, много шансов на нашу победу, – проговорил он.
– Будут японцы под Артуром сидеть смирно – значит, в Маньчжурии им наступили на хвост; – полезут на штурм – значит, мы побиты под Ляояном, – отозвался Стах.
[37]
…под Ляояном должен произойти генеральный бой… – Ляоянское сражение произошло 17–21 августа 1904 года вблизи города Ляоян (Дунбэй) в юго-восточной Маньчжурии, южнее Мукдена. Это одно из крупнейших сражений русско-японской войны, в котором ярко проявились бездарность командования, гнилость военной организации царизма. Несмотря на стойкость русских солдат, превосходство в численности войск и вооружении,
Для Стаха охотники выбрали большой просторный погреб под разрушенной кумирней. Японцы, разбив пагоду, больше не стреляли в этом направлении. Стрелки расчистили подступы к нему, подмели помещение, натащили свежего душистого сена и по возможности придали жилью уютный вид. Отправив солдат в разведку, утомленный за день Енджеевский с удовольствием вытянулся на сене и погрузился в дремоту. Охраняя сон командира, два охотника по своему почину улеглись у входа. Ночь выдалась сырая, с моря наползал туман, заполняя все низины и овраги. На позициях было тихо.
– Теперь дело у нас пойдет, – тихо проговорил один из стрелков. – Поручик наш – человек правильный, солдата насквозь видит.
– Наш Стах своих в обиду не даст.
– Беречь его следует и от японских пуль и от начальства.
После полуночи разведчики стали возвращаться. Они хотели было тотчас разбудить Енджеевского, но стража не позволила.
– Соберутся все, тогда разом и доложите, а то до утра всю ночь беспокоить зря человека будете.
Стрелки охотно соглашались и тут же укладывались на землю.
Утром, выслушав доклады солдат, Енджеевский удивился одновременности их возвращения, но никто не выдал ему причины этого. По донесениям разведчиков, вырисовывалась ясная картина сосредоточения довольно значительных сил противника против Западного фронта и подготовки к новому штурму, о чем свидетельствовало сооружение ряда осадных батарей в этом районе.
О результатах разведки Стах доложил Семенову.
– Похоже, что Ляоян-то отдали, – задумчиво проговорил полковник, разглядывая на карте вновь нанесенные батареи и траншеи. – Сейчас с конным ординарцем пошлю донесение Роману Исидоровичу.
Поручик выбрал одного из своих стрелков и велел ему по дороге заехать в Пушкинскую школу с запиской, к которой он присоединил полевые цветы для Лели. Заметив это, охотники быстро набрали огромный букет. Один из разведчиков, поляк-садовник, с большим вкусом подобрал цветы и преподнес Стаху.
– Для Елены Федоровны, – сказал он.
Еджеевокий был очень тронут.
«И этих людей смеют презрительно называть „сволочью“», – подумал Енджеевский и тепло поблагодарил солдата.
Кондратенко появился в Палиджуане около полудня и направился прямо к Енджеевскому. Еще раз выслушав доклад о результатах разведки, генерал попросил провести его на такое место, откуда он мог бы видеть возможно больше. Стах вызвал Денисова.
– Есть такое место, ваше превосходительство, только в версте впереди наших окопов. Днем туда можно добраться лишь ползком.
Без долгих размышлений Кондратенко переоделся в солдатскую рубаху, надел чью-то не очень чистую фуражку и с биноклем в руках отправился за фельдфебелем. Стах из-за ранения не мог идти с ним и издали наблюдал за продвижением генерала. Семенов сердито напустился на поручика.
– Как вы не отговорили Романа Исидоровича от посещения наблюдательного пункта? Где это видано, чтобы генерал, как простой стрелок, целую версту полз на животе!.. – кипятился полковник, наблюдая в бинокль за двумя серыми фигурами, ползущими далеко впереди русских окопов.