Портрет девочки в шляпе
Шрифт:
– Да я не в том смысле.
– Я шучу.
– Я тоже.
Они посмотрели друг на друга. Первой не выдержала Лора. Она перевела взгляд на рабочий стол и спросила уже другим тоном:
– Вы икону Николая Мирликийского реставрируете? Можно посмотреть?
– Можно. Почти закончил, так что не сглазите.
Она подошла и посмотрела.
– Пятнадцатый век. Таких уже мало осталось. Нашли в одном разрушенном храме под Вологдой. Хранилась в тайнике. Сильно пострадала, конечно. Но лик сохранился, поэтому я взялся.
Они
– Какие линии чистые. Словно рисовали в одно касание, – с искренним восхищением сказала Лора.
– Простота без пестроты.
– Точнее не скажешь. Это ваши слова?
– Нет, Епифания Премудрого.
Лора видела, что Герман доволен своей работой. Их головы почти соприкасались, и она внезапно почувствовала, что щеки начинают гореть от этой близости. Что такое? Первый раз видит человека, а уже на него запала?
Лора быстро выпрямилась, чуть не стукнув Германа по носу. Он вовремя отпрянул. Они снова посмотрели друг на друга и на этот раз покраснели оба. Что за ерунда? Как школьники!
Она сделала неприступное лицо, но чувствовала, что получается неважно. Щеки горячие, а мина при этом холодная! Дурацкое сочетание! Надо сваливать, пока он ничего не заметил!
– Ну что же. Если мы договорились, то свяжемся, когда вы определитесь по срокам и стоимости, и тогда я привезу договор и картину, – сказала она, копаясь в сумочке в поисках телефона.
Герман молчал, и Лоре пришлось снова на него посмотреть. Солнце светило ему прямо в лицо. У него были светло-зеленые глаза с темным ободком по краю и черные ресницы. Не глаза, а девичья погибель.
– Вот мой телефон. Рабочий и сотовый.
Лора быстро пошла к двери, уже из коридора кивнула, прощаясь, и быстро побежала прочь. Что это с ней?
Вторая часть Марлезонского балета
Она вышла на улицу и, не сбавляя скорости, помчалась на вокзал. Сердце стучало как-то нехорошо, быстро и неровно. Внезапно она остановилась и по давней детской привычке топнула ногой.
– Перестань сейчас же! – приказала она себе. Прислушалась. Сердце, кажется, стало стучать реже. Ну то-то же! Я себе хозяйка! И никто другой!
Она постояла немного, успокаиваясь, и, уже не торопясь, пошла вдоль паркового забора. Спешить было некуда. Вечер свободный. А не прогуляться ли по гатчинскому парку? Последнее время он стал ухоженным и красивым. Лора купила билет и пошла по дорожке вдоль пруда. Народу ближе к вечеру было немного, и прогулка обещала стать приятной. Она брела мимо старых ив, любуясь живописными островками посреди большого водоема, поднялась на небольшой холм к домику, словно сложенному из березовых поленьев. Домик был закрыт, и она решила обойти его кругом. Какой-то человек шел ей навстречу. Она посторонилась, пропуская. И подняла глаза. Герман Строганов. Только этого не хватало. Как говорится, и снова здравствуйте!
– Судьба
– Вы что, за мной шли?
– И не думал. Я предполагал, что вы давно убыли на своем кадиллаке. Или на чем там грандессы ездят?
Издевается?
– По причине отсутствия кареты грандессы путешествуют на электричке.
– Да неужто? Извиняюсь. Ошибочка вышла.
– Это вы сейчас юморите?
– А что, плохо получается?
– Средне.
– Это потому что тренируюсь редко. Сижу в мастерской, в обществе почти не бываю, светскому этикету не обучен.
– Заметно, кстати. Первый день человека знаете, а уже отрабатываете на нем свое чувство юмора.
Лора развернулась и пошла к выходу. Интересно, пойдет он за ней?
– Постойте.
Она обернулась. Герман стоял прямо перед ней. Очень высокий. Ей бы на цыпочки пришлось встать, чтобы дотянуться… Нет, ну что за ерунда! Зачем ей надо к нему тянуться?
– Я, кажется, показал себя не с лучшей стороны. Позвольте, я вас домой отвезу.
– Абсолютно исключено. Я и сама прекрасно доберусь.
– Да я не сомневаюсь в ваших способностях. Просто мне не хочется оставлять после нашего разговора плохое послевкусие.
Надо же! Послевкусие!
– Нет, спасибо.
– Спасибо скажете, когда довезу вас до самого подъезда.
Ей хотелось согласиться и хотелось повредничать. Пусть не думает, что она с первой встречи позволяет собой вертеть и командовать. Она открыла рот сказать окончательное «ноу», но Герман уже тянул ее за руку к выходу.
Машина была красивая и большая. Она залезла на сиденье рядом с водителем и пристегнулась.
– Вот это правильно. Прокатимся с ветерком!
Герман быстро выехал из города и помчался совершенно в другую сторону.
– Ээээ… Куда это мы рулим?
– Не пугайтесь. Я знаю хорошую объездную дорогу, там можно ехать побыстрей.
Нет, ну что он себе позволяет? Делает что хочет, ее вообще не спрашивает! А с другой стороны, пусть не думает, что она пугливая курица. Подумаешь, довезет до дома! Довезет и услышит жестокое «чао»!
Лора уселась поудобнее и стала смотреть на дорогу. Буду молчать, как рыба об лед. Она сделала независимое лицо.
– А почему Долорес Сарита?
Лора выгнула бровь. Он что, не заметил, что она сидит тут сама по себе? Видимо, нет, не заметил. Придется вести беседу из разряда «дорожные разговоры от скуки». Не поворачивая головы, она как бы нехотя ответила:
– В Испании старшей дочери первое имя дают по матери, а второе – по бабушке с материнской стороны. Маму тоже назвали по бабушке, а ту – в честь Долорес Ибаррури. Это известная испанская коммунистка. Долорес значит «скорбящая», а Сарита в переводе «принцесса».