Портрет дьявола: Собрание мистических рассказов
Шрифт:
«Дайте мне увезти Миллисент, — подумал он, — и только нас и видели в этом распрекрасном Дормер-Корте».
Прощаясь на ночь, они лишь успели пожать друг другу руки. Впрочем, Аннзли постарался вложить в свой жест как можно больше доброжелательства и любви — насколько это было возможно под неприветливым взглядом отца семейства. Наверху, в своей спальне, он снова изучил портрет. Глаза на нем выглядели настолько живыми, что Аннзли протянул руку и провел пальцами по красочному слою. Ему вспомнилась история, которую он однажды читал: за героем кто-то подсматривал через отверстия, проделанные на месте глаз портрета. {129}
«Безобидное
Решив не смотреть больше на портрет, Аннзли задул свечу и проворно улегся в постель. Вскоре он заснул крепким сном, несмотря на дождь, барабанивший в стекло, и ветер, завывавший в дымоходе.
Долго ли он спал, неизвестно, как вдруг его разбудило холодное дуновение, коснувшееся лба. В полной темноте Джеффри открыл глаза и вскинул руки, но ничего не нащупал, только в воздухе был разлит странный обжигающий холод. Потом во мраке нарисовалось лицо: злобное, разбухшее, перекошенное; в глазах, отвечавших Джеффри яростным взглядом, горел красный огонек. Аннзли не был трусом, и все же у него волосы поднялись дыбом и лоб покрылся испариной. Он вскинул руки, чтобы оттолкнуть незнакомца, и снова не ощутил преграды, однако лицо как будто немного отступило в темноту. Не сводя с него взгляда, Аннзли стал ощупью искать оставленный у кровати коробок спичек. Он не понимал, как ухитряется видеть это лицо, ведь в комнате стояла непроглядная тьма; свет непонятным образом исходил от самого призрака и освещал только его.
Аннзли поспешно чиркнул спичкой; пламя немного подергалось и наконец выровнялось. Лицо исчезло. Выпрыгнув из постели, он зажег свечи на туалетном столике, потом осмотрел все темные углы. Нигде ничего. Открыл большой гардеробный шкаф, заглянул за занавески, поднял кроватный полог. И ничего. Он присел на краешек кровати и вытер лоб.
— Тьфу ты, — проговорил он, — кошмар да и только!
Он поднял взгляд на портрет. Глаза кавалера по-прежнему за ним следили, и их выражение как будто изменилось. Они сделались глазами врага. Взгляд привидения (вспомнив его, Джеффри содрогнулся) походил на взгляд тигра перед прыжком. Аннзли ужаснулся мысли, что, продлись тьма еще немного, и эта тварь набросилась бы на него.
Он поразился несомненному сходству между глазами портрета и теми, тигриными. Да и в лице… верно, прослеживалось сходство. Если красивые черты на картине измолотить в месиво, они превратились бы в подобие лица, светившегося во мраке.
Аннзли посмотрел на часы: они показывали час. В комнате было очень холодно и пахло сыростью. Он решил не ложиться больше в завешенную пологом кровать, где на него в любую минуту могла наброситься злобная тварь. Стал искать, чем затопить камин, но ничего не нашел. Горящий очаг скрасил бы часы бодрствования. Аннзли осмотрел две свои свечи. Высокие и толстые, они должны были продержаться до рассвета. Поскольку спать он не собирался, лучше всего было почитать книгу, но самые усердные розыски ни к чему не привели, большая же пачка газет, прихваченная в дорогу (Джеффри охнул с досады), осталась в холле.
Одевшись, Аннзли уселся в кресло и приготовился как-нибудь переждать остававшиеся часы. Он намеренно расположился так, чтобы не видеть портрета. Как бы ему хотелось разделить эту безотрадную стражу с каким-нибудь компаньоном — хотя бы со своим бульдогом Джимом, покинутым в Лондоне! Аннзли сидел, уставившись на свечи, минута ползла за минутой. Расчислив, что прошло полчаса, он глянул на часы. Они показывали десять
Аннзли, должно быть, задремал в кресле: проснулся он в холодном поту, ощутив на лбу влажное дыхание, а на горле — ледяную хватку. Когда он встрепенулся, чужие пальцы медленно разомкнулись. Аннзли не увидел ничего необычного, только сквозняк из камина колыхал угасавшее пламя свечей.
Распахнув ставни, Джеффри открыл окна. Спальня представилась ему могилой. Свежий воздух помог немного успокоиться. Сердце отчаянно колотилось; он не мог отделаться от сознания, что его пытались задушить. Весь остаток ночи и рассветный час он провел, бродя взад-вперед по комнате.
Утро принесло облегчение, но с ним и злобу. Аннзли не столько стремился раскрыть тайну происшедшего, сколько гневался на этот дом и его обитателей. Старый черт (как он мысленно обозвал сэра Роналда) наверняка знал, какие жильцы завелись в проклятой комнате, однако распорядился, чтобы гость спал именно здесь. А Миллисент… Она допустила, чтобы он здесь ночевал.
При мысли о ней его ярость остыла, но в сердце прочно угнездилась обида.
Однако стоило ему встретиться с Миллисент, и все вызванные краткой вспышкой гнева слова замерли у него на устах. В утреннюю столовую он спустился ни свет ни заря, предварительно упаковав свои вещи. Миллисент, оказалось, уже ждала его. При виде ее Джеффри тут же охватила жалость. Побледневшая девушка выглядела такой несчастной, потерянной, вконец раздавленной. А он-то думал, что она спит безмятежным сном!
Вполголоса бормоча какие-то ласковые слова, Джеффри шагнул к ней.
— Нет, — остановила его Миллисент, — погоди. Пойдем туда, здесь нам помешают, а я должна с тобой поговорить.
Она отвела Джеффри в небольшую комнату, примыкавшую к холлу.
— Это моя личная комната, сюда никто не войдет без приглашения, — объяснила она. — Здесь нас никто не потревожит. Скажи, дорогой, как ты провел ночь?
Голос ее звучал нежно, но эта нежность не притягивала, а скорее сдерживала. Джеффри почувствовал, что выказывать свою любовь сейчас не следует, что в эти минуты они с Миллисент так далеки друг от друга, словно их разделяет целый океан.
— Знаешь, — неловко произнес он в ответ, — мне не очень хорошо спалось.
— Ты видел это? — Ее зрачки расширились.
— Мне определенно привиделось нечто очень неприятное.
— Не пытайся описать. Иди в свою комнату. Приподними картину, что висит над камином, и посмотри на обратную сторону. Потом возвратишься и расскажешь, что ты видел.
Аннзли молча повиновался. Картина оказалась тяжелой, но силы у него хватало. Не снимая веревку с гвоздя, он повернул доску и, когда на нее упал свет, едва не вскрикнул. На обратной стороне было изображено лицо, которое он видел ночью.
Он опрометью кинулся к двери, его била дрожь. Он не хотел больше переступать порог этой комнаты; весь дом сделался ему так отвратителен, что Аннзли едва мог дышать в его стенах. Он вернулся к Миллисент.
— Ну? — спросила она.
— Не знаю, что за дьявольщина тут замешана, но на обратной стороне портрета нарисовано то самое лицо, которое я видел ночью.
Миллисент молчала, не поднимая глаз. Потом произнесла сдавленным от муки голосом:
— Это конец нашей любви.