Портрет кавалера в голубом камзоле
Шрифт:
Зубов и без него знал, что Полина еще покажет себя, ее талант еще заставит скептиков устыдиться и кричать: «Браво!» Он верил в нее, когда остальные пожимали плечами и отводили глаза. Фактически это он создал ее… огранил этот алмаз, придав ему форму и блеск…
– Я мечтаю выхлопотать для Полины главную роль в кино, – сказал он режиссеру, не отпуская его рукава. – А ты сомневаешься, что мне удастся.
– Не-е-ет… я просто…
– Ты Фома неверующий, – перебил его Зубов. – Ладно, иди… Пора начинать.
Он вошел в женскую гримерную, где было шумно и людно…
– Я боюсь… – прошептала она.
Две артистки, играющие служанок египетской царицы – Ираду и Хармиану, – затихли в своем углу, навострив уши.
– Это ведь репетиция, – мягко произнес Зубов. – В зале будет всего несколько человек.
– Ты не понял…
Он покосился в сторону «служанок» и поджал губы.
– Не сейчас, прошу тебя. Поговорим после.
– Да…
Зубов приписал ее страх не предстоящему выходу, а проблемам, которые она скрывала от него.
Он давно ломал себе голову, зачем она просила в долг довольно крупную сумму. Сказала, что на лечение матери. Он не поленился послать в Ярославль своего человека, дабы тот навел справки. Выяснилось, что родители Полины хоть и не блещут здоровьем, но с серьезными заболеваниями в больницу не обращались. Значит, она солгала. Деньги нужны ей для чего-то другого…
Зубов не был скупым и, если бы Полина попросила еще, дал бы без вопросов. Она не отличалась расточительностью, не позволяла себе больших трат, а дорогие подарки принимала без алчного огонька в глазах. Даже смущалась… до сих пор, после шести лет связи. Эта женщина пробудила в нем нежную привязанность, переросшую в искреннее чувство. Он уверил себя, что любит ее. А она?
Полина весь свой темперамент, казалось, выплескивала на сцене. В личных отношениях она вела себя безупречно. Не донимала Зубова упреками, не закатывала истерик, не капризничала, ничего не требовала и не намекала на женитьбу. Жили они врозь, – Зубов снимал ей квартиру неподалеку от театра, а сам разрывался между Москвой и загородным домом. Мысль о том, чтобы жениться на Полине, все чаще приходила ему в голову. Но ей он об этом и словом не обмолвился.
В конце концов, она заслуживала счастья. Именно такую женщину он мог бы сделать своей женой, – кроткую, чистую, без барских замашек, идиотского снобизма и притом талантливую актрису. Полине исполнилось тридцать. Возраст для замужества критический…
Сегодняшний день был для Зубова решающим. Он загадал: как пройдет генеральная репетиция, так и сложится их с Полиной судьба. Не потому ли сковал ее суеверный ужас, что она чувствовала всю значительность момента?
Зубов жалел об одном: не он сыграет с ней Антония. Находясь в отдалении, в пустом зрительном зале, он не вкусит сполна триумфа и трагедии Клеопатры. Не дано ему испить с ней эту чашу вдохновения…
Он прошел между пустых стульев с откидными сиденьями, сел и осмотрелся. В третьем ряду занял свое
Всю пьесу Шекспира маленькому частному театру было не потянуть, и режиссер выбрал несколько сцен, объединив их музыкальными фрагментами. Получился весьма оригинальный коллаж из драматических отрывков на фоне старинной музыки.
«Не волнуйтесь, Валерий Яковлевич, – накануне успокаивал он Зубова. – Публика оценит мой новаторский подход. Вот увидите!»
Когда запустили фонограмму и тяжелые половинки занавеса медленно поползли в разные стороны, в зале появился молодой человек в свитере и джинсах. На него оглядывались. Незваный гость уселся позади всех и достал фотоаппарат.
«Наверное, пресса, – сообразил Зубов. – Канавкин постарался. Не терпится ему раструбить о своем современном прочтении классики…»
Глава 8
Молодой человек, которого приняли за корреспондента, в самом деле представился таковым и попросил допустить его на генеральную репетицию.
Билетерша придирчиво разглядывала предъявлен – ную корочку, но не решилась отказать представителю известного издания. Пресса и так не баловала своим вниманием театр господина Зубова.
Этим «корреспондентом» был Лавров. Как иначе он мог проникнуть в зал, не вызвав подозрений? Драма Антония и Клеопатры не интересовала его. Он сдерживал зевки, глядя на затылки актеров, которые притихли и наблюдали за работой своих коллег. Кто-то из них настолько ненавидел Жемчужную, что переоделся «останкинской вещуньей» и заронил в душу примы страх смерти. Кто же это?
Представление сопровождалось музыкой, – от этого Лаврова еще сильнее клонило в сон. Арфа и флейта действовали как снотворное. Чтобы не впасть в дрему, он пустился в мысленные рассуждения.
«Без завистницы здесь не обошлось, – думал он, глядя на стройную пластичную актрису. – Нельзя исключить и ревность, и отвергнутую страсть. Женщина хороша собой, это заметно даже в парике и гриме. Кто-нибудь из актеров-мужчин мог воспылать к ней любовными чувствами. А она делит постель с хозяином, который не собирается на ней жениться. Вероятно, их роман длится не один год, и Зубов порядком надоел ей… Вдобавок к этому коктейлю ее шантажирует врачиха. Грозится рассказать Зубову, что его любовница несет на себе проклятие: гены с изъяном, – и не способна родить полноценного ребенка…»