Портрет леди
Шрифт:
«Дорогая мисс Арчер, не знаю, слышали ли Вы о моем приезде в Англию, но даже если нет – это едва ли удивит Вас. Вы помните, что отказали мне в Олбани три месяца назад, но я не согласился с этим. И мне определенно показалось, что Вы поняли меня и признали, что я, со своей стороны, не так уж не прав. Тогда я приезжал увидеть Вас с надеждой, что Вы позволите мне убедить Вас, и имел достаточно оснований надеяться на успех. Вы не оправдали моих надежд, и не смогли привести причин того, отчего Вы так переменились ко мне. Вы признали, что Ваше поведение неразумно, и только, – но это ничего мне не объясняет, потому что это отнюдь не соответствует действительности. Вы вовсе не неблагоразумны, и никогда такой не будете. Исходя из этого, я уверен, что Вы позволите мне снова увидеться с Вами. Вы сказали, что я не антипатичен Вам, и я верю в это, поскольку не вижу никаких причин для этого. Я всегда думаю только о Вас и никогда не буду думать о ком-либо другом. Я приехал в Англию только потому, что Вы здесь; я не мог оставаться дома после того, как
Искренне Ваш,
Каспар Гудвуд».
Изабелла так погрузилась в это послание, что не услышала шелеста приближающихся по мягкой траве шагов. Машинально складывая письмо, она наконец подняла глаза. Перед ней стоял лорд Уорбартон.
Глава 12
Она спрятала письмо в карман и приветливо улыбнулась гостю, не выдав своего смятения и сама дивясь своему самообладанию.
– Мне сказали, что вы в парке, – произнес лорд Уорбартон. – В гостиной никого не оказалось, и я без колебаний пришел сюда, потому что мне хотелось увидеть вас.
Изабелла встала. Ей почему-то не хотелось, чтобы он садился рядом.
– Я как раз собиралась пойти в дом, – сказала она.
– Прошу вас, останьтесь, – здесь гораздо приятнее! Сегодня чудесный день. Я приехал из Локли верхом. – Лорд произнес это с необыкновенно дружеской и располагающей улыбкой. Вся его фигура, казалось, излучала радость прекрасного самочувствия, что очаровало девушку еще в первый день знакомства. Она окружала гостя словно теплый июньский воздух.
– Давайте поговорим здесь, – согласилась Изабелла, в которой желание избежать объяснений боролось с не меньшим желанием удовлетворить свое любопытство. Однажды лорд уже намекнул на свои намерения, и это вселило в нее немалую тревогу. Тревога эта вызывалась многогранным чувством, и отнюдь не все элементы его были неприятными; она потратила несколько дней, чтобы разобраться в них, из того, что тяготило ее, она сумела выделить приятное – то, что лорд Уорбартон пытается объясниться ей в любви. Иной читатель рассудит, что наша героиня одновременно была и безрассудна, и очень разборчива – но последнее обвинение, если оно являлось справедливым, могло служить оправданием первому. Изабелла отнюдь не пыталась убедить себя, что этот земельный магнат, как называли при ней не раз лорда Уорбартона, не мог не быть очарован ею; предложение от такого лица скорее создавало трудности, чем их разрешало. Изабелла понимала, что лорд Уорбартон – «персона», и она старалась разобраться, что это значит. Читатель может улыбнуться, но были моменты, когда мысль о том, что она обожаема «персоной», вызывала в ней стойкую, почти агрессивную, неприязнь. Раньше таких людей не было среди ее знакомых – в ее родной стране она не сталкивалась с «персонами», возможно, потому, что их там не было. В основе человеческого превосходства, считала она, лежит характер – который проявляется в том, как человек мыслит и что говорит. Она сама имела характер и знала об этом; до настоящего времени истинно высокая духовность в ее представлении определялась в основном нравственными качествами человека – и она оценивала их по тому, откликнется или нет на них ее возвышенная душа. Лорд Уорбартон воспринимался ею как нечто могучее и ослепительное, как совокупность средств и сил, неподвластных обычным измерениям, и требующий оценки по совершенно иной шкале – шкале, выстроить которую у Изабеллы, с ее привычкой судить быстро и свободно, не хватало терпения. Конечно, был шанс разом разрешить ситуацию, и, возможно, это было бы лучше всего – лорд был на удивление приятным человеком. Она могла убеждать себя в этом, но не в силах была убедить. Она ощущала, что этот земельный магнат, этот человек, занимающий такое высокое социальное положение, мощным движением пытался втянуть ее в свою орбиту, в которой существовал и вращался по определенным законам. Но что-то внутри ее, какой-то инстинкт заставлял, но не просто приказывал, а как бы убеждал ее сопротивляться, словно говоря: у тебя свой мир, своя орбита. Он нашептывал ей и другие вещи, – которые одновременно и перечеркивали, и подкрепляли друг друга, – слова о том, что не так уж плохо было бы довериться Уорбартону, войти в его мир и посмотреть на него изнутри; но с другой стороны, этот мир, очевидно, таил в себе такие подводные камни, которые усложняли бы ей жизнь или вообще сделали бы ее невыносимой. А тут еще появился человек, который приехал из Америки; конечно, никакой «орбиты» у него не было, но зато он обладал характером, и бесполезно было ей убеждать себя, что он не имел для нее никакого значения. Письмо, лежащее у нее в кармане, говорило как раз об обратном. Улыбнется здесь читатель или нет – я повторяю: не смейтесь над этой простодушной девушкой из Олбани, раздумывавшей, стоит ли принимать предложение (хотя оно еще и не было сделано) английского лорда, и уверенной, что, вполне возможно, когда-нибудь ей представится и лучший выбор. Изабелла верила в свою звезду – и если в ее рассуждениях было немало безрассудного, то, поспешим заверить ее строгих судей, впоследствии она изменилась и поумнела – правда, ценою таких безрассудств, что остается только взывать к милосердию.
Лорд Уорбартон был готов ходить, сидеть, словом, делать все, что ему прикажет Изабелла, ибо он был джентльменом, для которого нет ничего приятнее, чем следовать светским обязанностям, – он не уставал уверять ее в этом. Тем не менее он не вполне владел собой, и, когда шел с ней рядом, он частенько искоса бросал на нее взгляды; эти взгляды и смех невпопад выдавали его смущение. Мы однажды уже касались этой темы, и я готов повторить – англичане, безусловно, самый романтический народ в мире, и лорд Уорбартон был готов подтвердить это своим собственным примером. Он собирался сделать шаг, который неприятно удивил бы большинство его друзей. Молодая особа, которая сейчас шла с ним рядом, приехала из несуразной заокеанской страны. Он знал о ней довольно много; прошлое Изабеллы, ее близкие представлялись ему очень смутно – он знал только, что они типичные американцы, и, следовательно, люди совершенно чуждые ему.
Мисс Арчер не обладала ни состоянием, ни блестящей красотой – оба эти качества еще могли в глазах общества извинить безрассудство лорда. К тому же в общей сложности он провел с мисс Арчер двадцать шесть часов. С одной стороны, с чувством, вспыхнувшим в нем, было совершенно невозможно справиться; с другой стороны – его ожидало обязательное осуждение той половины человечества, которая так любит судить других. Он вполне осознавал все это. Но, закончив анализировать, он спокойно отогнал эти мысли, – все это столь же мало значило для него, как, скажем, наличие или отсутствие цветка в петлице. Большую часть своей жизни он прожил так, что ему удалось не навлечь на себя неудовольствия друзей – и единственный раз в жизни, считал он, он мог позволить себе делать то, что он хотел.
– Наверное, прогулка верхом доставила вам большое удовольствие? – спросила Изабелла, от которой не ускользнуло замешательство ее спутника.
– Разумеется – ведь она привела меня сюда, – ответил лорд Уорбартон.
– Вы так любите Гарденкорт? – поинтересовалась Изабелла, уверенность которой в том, что он приехал объясниться, росла с каждой минутой. Она не хотела побуждать его к этому – если он еще не решился; и одновременно решила хранить спокойствие – в том случае, если он все же заговорит. Ей вдруг пришла в голову мысль, что несколько недель назад подобная сцена показалась бы ей очень романтичной – парк в старинном английском поместье, знатный лорд, намеревающийся признаться в любви девушке, которая при ближайшем рассмотрении оказывалась не кем иным, как ею самой.
– Мне безразличен Гарденкорт, – сказал лорд Уорбартон. – Я приехал сюда только из-за вас.
– Вы слишком мало меня знаете, чтобы так говорить, и я не могу воспринимать ваши слова всерьез.
Изабелла лукавила: она не сомневалась в искренности лорда Уорбартона; подобное скоропалительное признание в обществе вызвало бы удивление – и она сказала это, следуя «правилам приличия». Если ей и требовались какие-то доказательства искренности лорда Уорбартона, тон, которым он произнес свои слова, не оставлял никаких сомнений.
– Право в подобных вопросах определяется не временем, а глубиной чувства, мисс Арчер. Жди я три месяца – ничего бы не изменилось, моя уверенность была бы столь же крепка. Да, мы с вами виделись очень мало, но мое впечатление о вас сложилось при первой же встрече. Я полюбил вас в тот же миг, как увидел, – это была любовь с первого взгляда, как пишут в романах. Теперь я знаю, что это не просто красивая фраза, и впредь буду относиться к литературе с большим уважением. Те два дня, которые я провел здесь, решили все – я с величайшим вниманием следил за каждым вашим движением, внимал каждому вашему слову. К тому времени, когда вы уезжали из Локли, у меня не оставалось уже ни малейших сомнений. Тем не менее все эти дни я мучительно думал и допрашивал себя – я человек разумный и допускать ошибки в подобных вещах мне не свойственно. Меня трудно тронуть – но уж если подобное случилось, то это – на всю жизнь. На всю жизнь, мисс Арчер, на всю жизнь, – повторил лорд Уорбартон так ласково, так нежно, как никогда еще никто не говорил с ней. Глаза его были полны любви – любви, очищенной от всего низменного, – от жара страсти, от безрассудства и неистовства. Они сияли ровным тихим светом – словно защищенная от ветра свеча.
Пока он говорил, они оба все замедляли и замедляли шаг – словно по обоюдному согласию – и наконец остановились. Лорд взял руку Изабеллы в свою.
– Ах, лорд Уорбартон, как вы мало меня знаете! – снова, очень мягко, сказала Изабелла. И столь же мягко отняла руку.
– Не корите меня этим. Мне и так больно оттого, что я мало знаю вас. В этом мое несчастье. Но именно этого я и хочу, и, мне кажется, я выбрал верный путь. Станьте моей женой, я узнаю вас, и, когда буду говорить о вас хорошие слова, вы не сможете упрекнуть меня в том, что я делаю это по незнанию.
– Если вы меня знаете мало, то я не знаю вас вовсе, – продолжала Изабелла.
– Вы хотите сказать, что в отличие от вас я могу потерять при более близком знакомстве? О, конечно, это возможно. Но вы же представляете, как я буду стараться, чтобы вы были мною довольны, – раз уж я осмелился так говорить с вами. Вы же неплохо относитесь ко мне, не так ли?
– Вы мне очень нравитесь, лорд Уорбартон, – ответила девушка, и в этот момент он действительно был бесконечно приятен ей.
– Благодарю вас. Как хорошо, что я не совсем уж чужой в ваших глазах. Право, я всегда весьма неплохо умел поддерживать отношения с разными людьми и не вижу, почему бы эта моя миссия в отношении вас должна потерпеть фиаско, тем более что она будет мне очень приятна. Спросите обо мне тех, кто меня знает, – у меня много друзей, которые, я надеюсь, способны сказать обо мне доброе слово.