Портрет мертвой натурщицы
Шрифт:
Она посмотрела на Машу в высокомерном раздражении:
— По нему плакало исправительное учреждение, но Леонид, мой супруг, был слишком мягок. И просто удалил его от дома.
— Но, возможно, они иногда встречались с сыном? — с надеждой спросила Маша. — Я имею в виду, может быть, академик отписал ему…
— Ничего он ему не отписал! — Жилистое горло напряглось, пальцы непроизвольно прокрутили кольцо на артритной фаланге. — И не встречался никогда с ним больше, это я доподлинно знаю! Я его попросила, а академик всегда уважал мои просьбы! У нас был уговор — я сделаю ему нового ребенка, — она
«Новый ребенок» заискивающе заглянул Маше в глаза:
— Может быть, еще чаю?
Но она отодвинула чашку и, по возможности ласковее улыбнувшись этой рано постаревшей под гнетом властной матери женщине, встала со стула:
— Нет, спасибо. Мне пора.
Ничего она здесь не выловила, кроме явственного и мрачноватого аромата Васиного детства. Ей, избалованной отцовской любовью, было странно и страшно слышать про обещание отказаться от своего сына в пользу свежих и, возможно, более удачных детей.
— А почему, — поднялась тонкая бровь, сдвинув в мелкие складки фарфоровую кожу на лбу, — вы интересуетесь моим пасынком?
Маша секунду раздумывала: сказать ли? И улыбнулась, глядя прямо в стылые, сухие глаза — змий не змий, но что-то от рептилии в этой старухе явно есть.
— Оказалось, ваш пасынок жив. Более того, весьма, к нашему прискорбию, активен.
Пиковая Дама повела плечом:
— И что он на этот раз натворил?
— Он убийца, — спокойно сказала Маша, не отводя от нее взгляда. — Хладнокровный убийца пяти молодых женщин.
И показалось ли Маше, или правда в этих глазах впервые промелькнуло искреннее и сильное чувство? Страх.
Андрей
— Уж сколько мы тут с Васей облазили всего! Я-то местная, а он — городской. Каждое лето, бывало, приедет с матерью, а я его вроде как на экскурсию веду по памятным местам. Тут у нас вокруг много чего заброшенного стоит — монастырь вон, в руинах, Благовещенский, так мы на спор прыгали с колокольни — ее, знаете, взрывали пару раз, прямо после войны, там два этажа только и осталось. Но все равно — высоко. Потом завод еще старый — страаашно! Все повыбито, техника во дворе ржавая, собаки дикие, что твои волки, кругами ходют. Шалаши в лесу строили, в Робинзона Крузо играли… Его отцу, тот то ли чиновник был, то ли другая какая шишка, дачу дали, государственную, в цивильном месте. Так Вася туда — ни в какую, все сюда хотел. А как родители развелись, и выбора не стало. Только чем дальше, тем меньше он со мной времени проводил: я тогда думала, зазнался. Теперь-то понимаю, страдал мальчишка, без отца-то. Ну, а потом вообще ездить перестал. Чего ему тут сидеть: ни танцев, ни девушек. Дом стоял бесхозный, а когда Катерина, тетка его, слепнуть стала, вообще разваливаться начал.
— Не знаете, кто его поджечь мог? — Андрей крутил в руках ключи от машины.
— Этого не скажу, — женщина добродушно улыбнулась. — Не из наших. И вот что странно — не летом, в жару сгорел, и не зимой — когда самая пьянь забирается погреться и костры прямо на полу жжет. А в сентябре, в самые дожди — вспыхнул: никто и ахнуть не успел, а дачки нет уже. Он как поживает, Вася-то? Не знаете?
— Он отлично, — мрачно сказал Андрей,
Она помахала ему рукой на прощание — вот, отвлек от домашних дел тетку, дал языком почесать, с бессильной злостью подумал он. А толку — шиш. Ничего, кроме дачки, у Бакрина не было, а дачка оказалась для обитания не приспособленной, даже если ты весь из себя мрачный маньяк и в бегах.
Он выехал с поселковой дороги на шоссе, идущее вдоль железной дороги, и вдруг увидел сельский лабаз. Место встречи изменить нельзя. Витрина, полная загадочных продуктов с вечным сроком годности, облупленная надпись: «Хлеб, мясо, молоко». Андрей хмыкнул. Чем черт не шутит! И зашел в магазин. Первое, на что упал его безнадежный взгляд, была объемная корма местной продавщицы. Она выдвигала из подсобки картонную коробку, напрягая мощные икры в шерстяных носках и с трудом пятясь в цветных тапках на резиновой подошве.
— Давайте помогу, — рыцарственно предложил свои услуги Андрей, подойдя поближе.
— Ты-то? — Она смерила его пренебрежительным взглядом. — Глиста в костюме?
Андрей усмехнулся, достал корочки. Тетка с трудом разогнулась, посмотрела не в книжицу, а на капитана, подбоченилась и смилостивилась:
— Ну раз так, тащи!
Андрей поднял коробку под ее критичным оком, поставил на прилавок.
— Куда ставишь, чеканутый?! Тут же гигиена, продукты ложатся!
— Да куда ставить-то? — сдавленным голосом сказал Андрей, вновь подхватив от испуга коробку.
— Ишь, налился, что твоя свекла! — улыбнулась, наконец, продавщица. — Отсюда и ставь на полочку. А я потом разложу. — И пояснила застенчиво: — Консервы там у меня.
— Ясно, — со скрипом разогнулся Андрей.
— Пришел-то чего? — Она деловито протерла прилавок несвежей тряпкой. — У меня вроде никто тут не хулиганил.
— Хотел узнать, магазинов других продовольственных в округе нет?
— Не-а. Летом грузовики жратву развозят, а зимой чего? Только я торгую, и в Дедово стекляшка. Но до Дедова еще километров двадцать пилить. Каждый день не накатаешься.
Андрей кивнул и достал из внутреннего кармана фотографию Бакрина:
— Человечка ищу. Не видала?
Продавщица отложила тряпку, обтерла о грязноватый халат руки и взяла снимок.
— Ну, видела недавно, — буднично сказала она, отдав ему фото и снова принимаясь драить прилавок.
— Когда? — Андрей схватил ее за руку. Она взмахнула тяжелыми от туши ресницами.
— Так вчера. После семи пришел: я табличку вешала «Закрыто» — гляжу, явился. Ну, поскандалили чуток — он, мол, обслужите. А я ему — у меня дети не кормлены. Завтра приходи.
Андрей посмотрел на часы. Было около полудня.
— И сегодня еще не приходил?
— Не-а, — продавщица улыбнулась. — Не боись, прикандыбасит, куда денется?
Андрей улыбнулся в ответ:
— Ладно. Подожду. Ты только виду не подавай, что я о нем спрашивал. Обслужи, как обычно.
— Я те что, дура деревенская? — обиделась тетка. — Все будет в ажуре, мильтончик. Иди себе, отсиживай точку в засаде!
И демонстративно повернулась раскладывать товар по полкам. А Андрей довольно улыбнулся и, отъехав на машине метров на двадцать в сторону, приготовился ждать.