Портрет мертвой натурщицы
Шрифт:
— Губы греешь? — догадалась она, отдышавшись после последнего, затяжного поцелуя.
— Не только губы, — довольно улыбнулся Андрей и вдруг замер.
Из дверей дома инвалидов в щегольской коричневой дубленке вышел Ниркабов.
— До свидания, Ниночка, — донеслось до них; Ниркабова обогнала молоденькая медсестра. — До завтра.
Он спокойно спустился по ступеням. Постоял, будто с удовольствием вдыхая зимний воздух, а на самом деле цепко поглядел по сторонам. И, быстро развернувшись, направился не в сторону оживленного, сияющего огнями проспекта, но напротив — в освещаемую редкими фонарями темную глубь парка.
Он шел по главной аллее парка ровным спортивным шагом, и тень его то тянулась сзади, когда он подходил к фонарю, то обгоняла его, когда он проходил зону света. Не дойдя половины пути до кованой ограды, он свернул на узкую аллею, в конце которой желтело какое-то приземистое здание.
Андрей и Маша замерли и подождали минут десять — выхода из парка там не было, да и флигель был, очевидно, единственным местом, куда Ниркабов мог отправиться.
А затем выдвинулись, перебегая от дерева к дереву, вдоль аллеи и вышли к флигелю. Вокруг него стояли явно не вчера выстроенные и, похоже, давно позабытые рабочими строительные леса. Сквозь них проглядывали лохмотья желтой краски и выбитые стекла больших арочных окон. Между арками располагались полуколонны, когда-то выкрашенные в белый цвет, а сейчас серые в тусклом свете фонарей.
«Однако, — подумал Андрей. — Какой контраст с вылизанным, свежевыкрашенным зданием дома инвалидов. Что ж вы не следите за своим добром, господин Бакрин? — И осекся: — Ну, конечно! Он никогда и не думал реставрировать старый флигель».
— Она здесь! — прошептал он в холодное Машино ухо. И она кивнула: без тебя догадалась.
Она
Она не помнила, сколько сидела в засаде, обхватив пальцами ножки стула и ожидая, когда он придет с ужином. Но в обычное время — а Светин желудок был выдрессирован ее тюремщиком лучше хозяйки, уже требовал пищи, исходил соками и возмущенно урчал — тот не появился.
— Ничего, — шептала она, а адреналин стучал в уши. — Как-нибудь дождемся! — И все же чуть не пропустила, когда, наконец, в замочной скважине раздался звук поворачиваемого ключа. Тогда она встала во весь рост и с яростным криком опустила ему на голову тяжелый стул. Звук был глухой, страшный: ее тюремщик грузно повалился, выставив вперед пустые руки. Сама оглушенная собственной смелостью Света некоторое время смотрела на тело, лежащее у ее босых ног.
«Почему у него нет еды?» — промелькнуло у нее в голове. Вот отчего она чуть не пропустила его визит — привыкла ориентироваться на запах.
И не дав себе времени додумать эту мысль, она бросилась вон из своей кельи. А пробежав по короткому бетонному коридору, уткнулась в еще одну дверь. Господи! Да что же это?! Света подергала ручку и расплакалась от страха: надо идти назад, порыться в его карманах — вряд ли он далеко спрятал ключи. Медленно, осторожно ступая, с гулко бьющимся сердцем, она вернулась обратно. Он все так же лежал, раскинув руки, лицом вниз. Света наклонилась над ним и стала шарить в карманах: сначала дубленки (пусто!), потом, всхлипывая от страха, подлезла рукой под живот, нащупала карманы пиджака. О, счастье! — там были ключи. Она вытащила их, торжествуя. И не удержалась, улыбнувшись сквозь слезы, пнула гада ногой.
Большая
Маша
Заглянуть в полуразбитые окна не было никакой возможности — во-первых, потому что темно. Во-вторых, потому что они закрашены белой краской. Андрей подергал дверь и извиняющееся посмотрел на Машу.
— Не смей! — сказала она практически одновременно с его показным, как в их идиотских мальчишеских фильмах про единоборства, балетным разворотом и ударом ноги. Рама была выбита, со звоном осыпалось оставшееся стекло.
— Мы не имеем права! У нас нет санкции на обыск! — зашипела она, а Андрей приложил палец к губам, показал на часы (нет времени на реверансы!), вынул пистолет и первым пролез в окно. Маше ничего не оставалось, как последовать за ним. С легкостью переступив через невысокую стену, она уткнулась в его спину. Давая привыкнуть глазам к темноте, Андрей без спешки обозревал окрестности.
На первый взгляд — типичное ремонтное запустение. Строительные леса, уходящие вверх, — флигель одноэтажный, до потолка тут минимум метров пять. Повсюду — толстый слой пыли, хотя… Маша сделала пару шагов и замерла — показывая молча пальцем: гляди. Андрей беззвучно сел на корточки: в пыли от штукатурки отчетливо виднелись отпечатки мужских ботинок и след рядом, будто бы тащили большой сверток.
Они одновременно повернулись: след вел к пыльной бархатной шторе в углу. Андрей мягкой, какой-то совсем не знакомой Маше хищной походкой направился в угол и тихо отодвинул тяжелую ткань. Маша приблизилась: в стене была дверь в потрескавшейся старой краске. И дверь эта оказалась приоткрыта. Маша передала Андрею найденный в кладовке, наряду с термосом, древний, еще отцовский, туристический фонарик. Кругляшок света попрыгал по сырым, в подтеках, стенам со вздувшейся краской и дальше, вниз — по бетонным ступеням. Надо спускаться, взглядом показал ей Андрей. Маша кивнула.
Он начал спуск, а Маша пошарила рукой по стене, надеясь на перила, и обнаружила — выключатель. Под низким потолком зажглась тусклая голая лампочка. Андрей спрятал фонарик. Маше вдруг стало страшно. Стоя несколькими ступеньками ниже, Андрей повернул к ней бесстрастное лицо и — подмигнул.
Они продолжали спускаться: впереди Андрей с пистолетом наготове, за его спиной — Маша. Они двигались почти бесшумно, но Маше казалось, что она очень громко дышит и громко же сглатывает. В ушах стучало испуганное сердце.
Внезапно погас свет. Маша скорее догадалась, чем услышала, как чертыхнулся Андрей. Послышался шорох — это он достал фонарик. Тот на секунду зажегся, осветив стену, как вдруг Маша услышала глухой удар, тихий стон, и фонарик, весело звеня, покатился, подскакивая, вниз, выхватывая из мрака фрагменты грязной лестницы.
Все произошло так внезапно, что Маша сразу не поняла, что случилось. Осторожно, ведя дрожащими пальцами вдоль неровностей стены, она сделала несколько шажков вниз, внезапно почувствовала удар в бок, оступилась и тоже покатилась по лестнице. Ступеней, к счастью, осталось немного. Маша ощутила под собой твердый пол и теплое плечо рядом: Андрей! Где-то наверху хлопнула дверь. Бакрин, похоже, сбежал. Черт возьми, он опять обманул их!