Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин
Шрифт:
Это было первое совещание после августа, на котором обсуждались уже практические задачи КГБ.
И Иваненко, и Степашин понимали, что нарастающие процессы требуют не просто приведения в чувство растерянных людей, но и мобилизации их на работу. А для этого надо было восстановить психологическую устойчивость личного состава. Все предпосылки для этого были.
В самый критический период многие подразделения работали в экстремальном режиме, выполняя свои ПРЯМЫЕ обязанности. Пока Москва жила тревогами и ожиданиями, сотрудники Управления по борьбе с организованной преступностью вместе с коллегами пяти республиканских КГБ блестяще завершили операцию «Карусель», осуществив контролируемую поставку около тонны героина, который был изъят на наших западных границах. Тысячи людей были задействованы для пресечения контрабанды. Стройная и жесткая система сработала отлично. И героин был изъят, и вся цепочка курьеров и посредников выявлена. Система! И такую систему рушить?!
И Иваненко, и Степашин понимали и другое. Три роковых дня дали мощный импульс для работы западных резидентур, которые уже не таились, не скрывали своих планов, а искренне злорадствовали по поводу грянувших перемен в КГБ. Западные эксперты предлагали свои услуги политическому руководству России, резидентура США, разгромленная Вторым главком КГБ СССР в середине восьмидесятых, расправила плечи.
В Москву прибыл Владимир Буковский, который встретился с Вадимом Бакатиным. Как надо было унизиться, чтобы руководителю спецслужбы СССР выслушивать советы бывшего террориста! Снова на горизонте появилась фигура Олега Калугина. Этот-то знал, как сводить счеты со своим бывшим руководством. Всерьез поговаривали о том, что он может вернуться в строй… Тогда держись контора!
Совещания совещаниями, но официальная точка зрения, пусть даже высказанная председателем комиссии Степашиным, энтузиазма не прибавила. В стране, да и в конторе перестали верить официальным заявлениям. Как правило, все они оказывались ложными. Случалось с точностью до наоборот. Говорят, не будет повышения цен — ан нет! Говорят, что не будет обмена денег — держи карман шире. Говорят, не будет дождя — бери зонт.
Самым надежным флюгером были слухи. К ним прислушивались, их анализировали. Гонцы из разных управлений под разными предлогами заглядывали в приемную Степашина, который к тому же и жил в комнате отдыха своего кабинета. Офицеры приемной охотно, но санкционированно, делились всей информацией. Впрочем, и секретов-то никаких особых не было. И так все знали о участии или неучастии тех или иных лиц в событиях. А потому и предугадать их судьбу было несложно. Всех волновало другое — что будет с КГБ? Из приемной Степашина опера уходили с затеплившейся искрой надежды — контора выживет.
Ночуя в здании на Лубянке, Степашин там же обедал и, естественно, ужинал. Подавали ему официантки, которые пережили многих руководителей. Естественно, что, общаясь с ними, председатель комиссии постигал и иную, теневую для большинства жизнь КГБ. И в этих разговорах он частенько «проговаривался», делясь то планами, то намерениями. Он знал, что сарафанное радио — самое надежное для распространения информации. И она уходила, передаваясь из уст в уста…
У председателя комиссии сложились рабочие отношения с помощником В. Крючкова Сергеем Дьяковым — доктором наук, профессором, который помог Степашину разобраться в отдельных деталях; с начальником инспекции Игорем Межаковым, знающим ситуацию на местах.
Комиссии важно было разобраться не только в том, кто виноват, но и почему это случилось. Почему система, верой и правдой служившая государству (а точнее, ее направляющему органу — КПСС), оказалась по другую сторону баррикад.
Во время работы комиссии из здания были удалены все посторонние, в первую очередь журналисты. Корреспондент газеты «Московские новости» Евгения Альбац взвизгнула и обмякла, навсегда затаив обиду и на Степашина, и на Лубянку, и на многих с ними связанных. Впрочем, свою щепотку славы она получила, собрав не без помощи отдельных «чекистов» досье на многое и многих в тот период.
Оцепенение, а точнее, паралич, охвативший КГБ, требовали решительных действий. Постановление комиссии необходимо было подготовить быстро и объективно. Кому-то это не нравилось. Не нравилось и Бакатину, который неожиданно осознал, что инициатива уходит из его рук. Принятое решение может осложнить его работу. Он несколько раз звонил Ельцину, вопия, что Степашин разваливает КГБ. Тот молчал. И, передавая суть беседы с Вадимом Викторовичем, вновь напутствовал Степашина — сделать все, чтобы сохранить кадры, не допустить демонтажа системы.
Вскоре указом Ельцина все оперативные подразделения были переподчинены КГБ России. Несмотря на спешку, кое-кто из профессионалов там уже работал. Кое-кто.
Докладывая президенту России о ходе работы комиссии, Степашин и Иваненко ставили, пожалуй, самый краеугольный вопрос для спецслужб — ничего из архивов, способное нанести урон личности, обществу и государству, не должно уйти. Ельцин с этим согласился. Он понимал, что если сегодня мы сдадим агентуру, то спецслужбы, как таковой, в России не будет.
Именно Иваненко и Степашин как председатель комиссии исключили разграбление архивов Лубянки, доступ к ним людей нечистоплотных, все идеи и помыслы которых были связаны со стремлением использовать материалы архивов в политических целях.
Не менее важным было провести и структурные изменения. Это было спасением. Выведенная из состава КГБ Служба внешней разведки зажила своей жизнью. Ее менее всего коснулись потрясения, обрушившиеся на Лубянку. Назначенный руководителем СВР академик Е. Примаков сделал все, чтобы вывести разведку из-под удара, максимально убрать ее от посторонних глаз.
Такую же точку зрения на роль и место разведки разделял и Леонид Шебаршин — ее прежний шеф. Но отношения с Бакатиным не сложились. Без согласия начальника разведки ему приказом Бакатина был назначен заместитель. Беспардонность, с какой это было сделано, требовала объяснений.
Трудно предположить, о чем и в каких тонах говорили Шебаршин с Бакатиным по данному вопросу, но уже на третий день царствования Вадима Викторовича Шебаршин ушел в отставку.
В своей книге «Избавление от КГБ» Бакатин это описывает это так.
«Почему ушел Шебаршин? Шебаршин ушел потому, что, будучи умным человеком, захотел уйти. Но заодно проверить, сможет ли мне диктовать. Хотя заранее догадывался, что не сможет. И зная, чем это кончится, хотел разыграть маленькую сцену: кто начальник разведки и почему без его ведома ему назначают заместителей. Я не обязательно должен спрашивать, кого и куда назначать. Разведке свойственна корпоративность. Чужих она не любит. Это мне понятно. Но я специально назначил туда человека со стороны. Честного человека. Шебаршин должен был это понять, если хотел остаться, а он попробовал сделать маленький демарш… Плохо или хорошо, но я никогда не останавливался перед теми, кто устраивает демарши. Не могу работать? Не можешь — не работай. И без обид». Но Шебаршин не обижался… по известной пословице.