Портрет незнакомца. Сочинения
Шрифт:
Если есть определенный ряд причин существования человека, то этому ряду должен соответствовать другой ряд — возможных следствий. В нашем рассуждении решительно ничто не изменится от допущения, что появление человека случайно — первоначальная случайность не меняет ничего в последующей закономерности.
И выступает человечество в качестве силы природы, а не некоей мистической силы, или чего-то в себе и для себя сущего, ибо свойство его деятельности — неэгоистичность.
Возьмем для примера наше зрение: оно чувствительно к области электромагнитного спектра от фиолетового до красного, то есть как раз к той его части, в которой наиболее интенсивно излучает солнце свои лучи. Качество нашего зрения — результат деятельности солнца. Несомненно, что и другие особенности наших организмов определены действием внешних сил. Это подтверждается такими простыми фактами, как сходство клеточного строения и принципа работы мозга, сердца и легкого у млекопитающих и человека, более широко — сходство биологической структуры людей и животных, еще шире — одинаковость химического состава живых клеток, наконец, единство элементарной основы живой и неживой материи.
Любопытно, что изменение самопознания человечества во многом напоминает тот же процесс у ребенка: от идеи о своей совершенной исключительности по мере возмужания ребенок приходит к более трезвому взгляду на жизнь и с удивлением замечает, что он не такой уж центр всего сущего, как он был уверен. Так и человечество: сначала оно считало себя и Землю центром мира и единственной целью творения, затем центром мира оно вынуждено было считать не Землю, а Солнце, а теперь мы твердо знаем, что наше великое божество, светозарное Солнце — довольно-таки жалкая песчинка в беспредельных песочных часах Космоса, и находится оно отнюдь не в центре мира, а где-то на обочине, причем не исключено (хотя это пока и очень спорно) что в этом самом центре обитают существа поглавнее, посложнее и поумнее нас, и что они, эти существа действительная вершина мироздания, а мы что-то вроде запасных игроков, призванных к жизни только по закону многократности, который столь очевидно действует в природе.
К сожалению, и это рассуждение не облегчает наше положение и не позволяет нам отсидеться на скамейке для запасных игроков, так как мы должны действовать, и если основное деяние совершат до того, как мы к нему приготовимся, то это все-таки не меняет того направления к этому деянию, по которому мы движемся.
Что же это за деяние?
Точно ответить невозможно, но суть деяния ясна — это освобождение некоей космической большой энергии, которая не могла бы преобразоваться без вмешательства такой своеобразной силы, как человечество. Природа, породив из своих недр мыслящее существо, то есть существо, способное воспроизводить мир и себя самое в воображении, самим фактом этого рождения уже определила функциональность существа, его место в движении природы, а именно, такое преобразование энергии, которое в данной части Вселенной иначе осуществиться не может. Это мыслящее существо, этот раб природы, ее целесообразный инструмент, необходимая часть ее механизма так же не властно в своей родовой судьбе, как и неживая природа. Люди также неотвратимо движутся к своей цели (результату), к своему полному освобождению от рабства, к своей полной гибели, как неумолимо движется время. Они рабочие природы, сила природы — такая же, как сила тяготения, как электромагнитные поля, как галактические движения — не в результате божественного промысла или сознательного акта природы, а просто потому, что они — сама природа, точнее органически входящая в нее часть.
Это рабство скрыто, скрыто свободой. Помнишь? «Свобода — это осознанная необходимость». Ибо человек только тогда ощущает свободу, когда его сила вливается в природную целесообразность человеческого бытия. Только тогда он является самим собой, т. е. таким, каким создала его природа, только тогда он совершенно свободен и только тогда он полностью раб.
И общество в целом, как бы ни казалось оно непохожим на другие природные явления, как бы человек в своей антропоцентристской гордыне ни противопоставлял его окружающему миру, ища особенного в его деятельности, однако тоже не что иное, как особая частица природы, как одна из форм бытия.
Были люди, которые говорили громогласное «да!» порядку мироздания, и были такие, которые не менее громогласно провозглашали «нет!».
И «да!» и «нет!» тонули в потоке бытия, ибо бывали провозглашены, ибо вступали в ход вещей — как сила движущая или как сила трения, но вступали.
Провозглашали бессмысленность философии и наоборот, восхваляли ее, ища в ней или в религии спасительной соломинки; говорили, что время жестоко и тупо в своей необратимости и наоборот, что оно свято и мудро; говорили, что надо так и что так — не надо. Но все эти мысли и слова, все извороты мыслей и слов, все вызванные ими действия этих актеров, смотрящих свой собственный спектакль, тонули в потоке бытия, движущемся к независимой от нас цели.
Куда ни кинься в этом потоке — твое движение пойдет на пользу необходимости, ибо имя этому движению — человеческая деятельность, и нет в нем ничего, что не было бы человеческим, и тебе не вырваться из меридиановой сети.
Письмо седьмое. Счастлив неродившийся
В истории были случаи, когда крайние пессимисты кончали с собой — так, философ Майнлендер видел в самоубийстве освобождение и мечтал, что все человечество последует за ним, когда он в тридцать пять лет в полном согласии с теорией своей покончил самоубийством. Такое «решение» проблемы, может быть очень достойное в отдельно взятом случае, годится для отдельного человека, но человечество таким путем уничтожиться не может, оно будет существовать и действовать вкупе со всеми своими проблемами. Знание этого делает самоубийство по причине «космического пессимизма» актом печальным и смешным одновременно и предприятием сугубо личным. Эта рабская деятельность имеет, как уже было сказано, ясную направленность — выработку энергии. Переводя это понятие на язык современного знания, можно сказать, что человечество занимает в природе совершенно определенное место: оно противостоит энтропии, то есть хаосу. Напомню вкратце, что это такое. Если вы возьмете в руку холодный предмет, то он нагреется: температура руки и предмета уравняется, взаимодействие энергий прекратится, а с ним прекратится различие энергетических состояний и система закономерностей, регулирующих это взаимодействие. Это происходит со всеми телами в мироздании — в силу естественных причин тепловая энергия передается от объектов с высоким ее уровнем к объектам с низким уровнем, температура вселенной выравнивается, и когда этот процесс закончится, тепловая смерть вселенной приведет к полному прекращению действующих закономерностей и к ликвидации порядка. В этом безжизненном хаосе не будет происходить ничего нового, и, более того, хаос будет лишен каких бы то ни было шансов выйти из своего состояния, так как он нуждается для этого в толчке извне, а в этом «вне» останется разве что Господь Бог.
Но это очень далекая перспектива, пока мы не наблюдаем последних стадий существования вселенной; более того, мы живем в таком районе вечности, где организация и порядок возрастают наряду с возрастанием энергетического разнообразия под действием некоей природной силы, именуемой человечеством.
Подробнее об этой упорядочивающей деятельности людей пишет Н. Винер. Мы не только живем на островке уменьшающейся энтропии, говорит он, «мы сами составляем островок уменьшающейся энтропии».
А где у нас гарантия, спросишь ты, что картина мира, нарисованная нам учеными, все эти энтропии, вселенные, энергии и галактики, хоть в какой-то степени соответствуют реальному миру? Где гарантии, что часть, причем сугубо крошечная, каковой является человечество по отношению к природе, эта малюсенькая клеточка, заключенная в примитивную скорлупу трех измерений, поняла целое? Наконец, нет никакого препятствия с самой что ни на есть материалистической точки зрения предположить, что вся видимая нами и столь очевидно расширяющаяся вселенная — всего-навсего некий дымок супергигантского разумного существа, если и в образах сохранять наши антропоцентристские претензии. Я не говорю уже о более сложных существах, которых можно предположить и даже представить себе в воображении.
Этим возражением, при всей его очевидности и легкости, тем не менее можно пренебречь. Во-первых, если исследование остается в рамках проверенных фактов и основательной системы теорий, то не я должен заботиться о гарантиях и доказательствах, а возражающий либо сомневающийся. Ибо если ты ничего не можешь противопоставить фактам и теориям, то твои сомнения или убеждения — акт веры, и нет у тебя права критиковать знание. Во-первых, признавая человечество сугубо крошечным, скептик должен согласиться, что он знает, по крайней мере, это. А если он признает этот элемент знания, то какие причины мешают ему признать и следующие элементы? Что касается некоего суперсущества, то, к сожалению (да — да, к очень большому сожалению), никаких следов его существования пока не обнаружено, а само представление о нем настолько антропоцентристское, что скорее всего это существо — создание человеческое, нежели природное.
От мысли об организующем характере человеческой деятельности Винер, естественно, приходит к идее гибели человечества. Его рассуждения на эту тему несколько наивны и поверхностны, но их стоит привести, чтобы показать, как сейчас в уме ученых слова «человечество» и «будущее» почти мгновенно рождают слово «гибель», правда иногда с вопросительным знаком.
«Для тех, — пишет Винер, — кому известен чрезвычайно ограниченный диапазон физических условий, при которых могут происходит химические реакции, необходимые для жизни в известных нам формах, вывод, что тому счастливому случаю, который обеспечивает продолжение жизни на земле в любой форме, даже без ограничения ее форм чем-нибудь подобным человеческой жизни, придет полный и ужасный конец, представляется само собой разумеющимся выводом. Все же нам, возможно, удастся придать нашим ценностям такую форму, чтобы этот преходящий случай существования жизни, а также этот еще более преходящий случай существования человека, несмотря на их мимолетный характер, можно было бы рассматривать в качестве имеющих всеобъемлющее значение».
«Мы в самом прямом смысле являемся терпящими кораблекрушение пассажирами на обреченной планете».
К таким представлениям неизбежно должен прийти ученый, рассматривающий мир как сумму различных условий и взаимодействий, но исключивший человека из этих самых «физико-химических сил», то есть из природы. Введя представление о максимуме энтропии, об этом абсолютном хаосе, он почему-то не подумал о максимуме антиэнтропии, хотя действие в природе второго закона термодинамики не более очевидно для наблюдателя, чем организующая деятельность рода человеческого. Тогда образ терпящих кораблекрушение пассажиров на обреченной планете, образ человека во власти враждебной стихии сменился бы образом иным, например медленно растущего в океане кораллового рифа, который в определенный момент своего роста способен самовоспламениться с невероятной силой; или образом медленного нейтрона, движущегося к тому неведомому ядру, которое он призван расщепить.