Портрет незнакомца. Сочинения
Шрифт:
Неожиданно, что поэтесса Лиза ничьего покровительства больше не ищет, хотя ей и предлагают, а пишет поэму о битве на поле Куликовом к шестисотлетию этого события, поэма называется «Пересветы», и есть в ней две такие строки:
Как в зеркала, смотрелись друг другу в щиты,
И вместо врага каждый видел свои черты.
Ее старший друг сказал ей, что едва ли щиты того времени могли служить зеркалами и что лучше бы она писала прозу, и поэтесса Лиза с ним впервые в жизни поссорилась навсегда.
Однако в сообщениях не отражен до сих пор тот факт, что Филармона Ивановича видят на спектаклях в разных театрах. Он сидит теперь в задних рядах, ему, как и прежде, до самозабвения нравится все, что представляют, но, в отличие от прежнего, он смеется, плачет, переживает, шепчет реплики, подсказывая их актерам, хлопает изо всех сил, однако, как проникает в театры, как исчезает незаметно после спектакля, никто никогда не видел, что и неудивительно, потому что кому он нужен?
1978
НАДЕЖДА ПЛАТОНОВНА ГОРЮНОВА
Над серебряной рекой
На златом песочке
Долго девы молодой
Я искал следочки.
Из народной песни
1. Во всем виноват народный умелец
Средство для восстановления потускневшей мебели! Достаточно нанести немного этого средства на поверхность мебели и растереть его мягкой тканью, чтобы блеск восстановился полностью. Цена флакона — двадцать две копейки.
Из газетной рекламы
Господи, да как не стыдно думать и говорить, что в наше время нет необыкновенных событий! Вы только вникните…
Человек по Луне прошелся, обезьяна заговорила — пусть руками, но все-таки, — целые народы пытаются самоистребиться, телепатию почти официально признают — да на тысячелетие с лихвой хватило бы сверхновостей, о которых у нас за дюжину лет сообщают. А могут ли иметь место, спрашивается, исторические события, впервые случающиеся, без того, чтобы появлялись необыкновенные личности, каких мир и за миллионы лет не встречал? Жизнь рода человеческого только, и как мы все знаем и по моему мнению тоже, начинается, мы ее самую зарю наблюдаем, так как же на рассвете не появляться необычайным характерам и индивидуальностям? Честно говоря, я сильно подозреваю, что и вы, читатель, личность необыкновенная, но тут, впрочем, я особенно настаивать не буду, вам это, понятно, виднее. Но очень прошу — не верьте, если услышите, что неожиданных событий в нашей сугубо смежной жизни нет, поскольку, дескать, мы существуем планово, по науке, а есть будто бы только достижения ожидаемого по мере того, как достигаем заранее намеченного. Не верьте! Потому что, кроме всего прочего такого, включая достижения, и еще вроде того, например, что обезьяна заговорила, нет у нас скуки и, ручаюсь, не будет, поскольку, черт его знает отчего, но только достигать всего намеченного никак не удается. Намечать вполне удается, а достигать — ну никак, и где тут собака зарыта, никто не знает, хотя многие, слишком многие делают умный и даже ученый вид.
Увы, то, о чем я дальше расскажу, лишено каких бы то ни было черт необыкновенного или невероятного. И ничего я в этой истории не выдумал, разве что имена — и то не все! — слегка изменил, а так ни одной подробности не добавил, крошечки от себя не присочинил. Перед вами, извините, просто фотография, да и не цветная даже, а черно-белая, обыкновенная фотография. От меня только эпиграфы и постскриптумы, к делу не идущие, что-то вроде рамочек…
Во всем случившемся изначально виноват был народный умелец с одного огромного завода, выпускающего вполне мирную продукцию в городе, скажем, Инске. Название города тоже пришлось изменить, но это совершенно не важно. Этот умелец с длинным лицом и короткими усиками увлекался чеканкой по меди и делал произведения, пользовавшиеся невероятным спросом, намного превосходящим его производительные возможности, хотя он за один присест исхитрялся иной раз, если нужно, отгрохать по заказу до десяти экземпляров русалок, парусников в океане или групповых портретов сиамских кошек. Но эту свою серийную продукцию Алеша не любил, делая ее брезгливо, а любил он сидеть над каким-нибудь самобытным сюжетом, исполняя его неторопливо, обдуманно и вдохновенно, хотя тоже с грохотом, потому что чеканить без грохота не доставляло ему никакого удовольствия. Эти его из души рожденные творения украшали заводской Дворец спорта, заводские столовые, помещения общественных организаций, кабинеты начальства и даже один ресторан, открытый рядом с заводом, а также уходили как бы на экспорт, потому что их дарили высокопоставленным лицам, посещавшим завод, — на память и для упрочения связей.
На этот раз взялся Алеша за сюжет особенно сложный — за изображение битвы на поле Куликовом, очерченном Доном, Непрядвой и ныне высохшим Дубяком, в связи с ее приближавшимся, как теперь принято говорить, юбилеем, как-никак шестисотлетием. Сюжет руководство завода, о нем узнав, очень одобрило и с медью помогло, сочтя и своевременным, и патриотичным, да и кто же из художников, пусть и самодеятельных, не откликнулся бы если и не работой, то хоть сердечным движением на эту великую веху истории? В нашем городе шла даже подготовка к выставке юбилейных работ, но в последний момент почему-то эту выставку заменили другой, тоже юбилейной, пусть по случаю и не такой древней и великой даты, но тоже очень круглой — в честь столетия одного нашего покойного земляка, выдающегося деятеля, но выставка эта, впрочем, к моему рассказу отношения не имеет, тем более что произведения Алеши на нее не попали. Земляк прославился, в частности, участием в героическом подавлении бандитов на Тамбовщине, в этой пресловутой русской Вандее, в связи с чем его изображали преимущественно в меховой шубе и с подзорной трубой в твердой руке. Хорошо известно, однако, что для юбилейности требуется только, чтобы дата делилась на пять, не подвернись круглое столетие, вполне сошло бы и какое-нибудь девяностопяти- или иное какое летие.
Картина, отчеканенная Алешей, сильно впечатляла: в фигурах и лицах воинов, особенно Дмитрия Донского, чувствовалась историческая минута. Могучие кони скакали обреченно, птицы среди облаков кружились тревожно, и татары были изображены правдиво, без карикатуры. Но была в картине одна заусеница — над русским воинством реяла хоругвь, а на ней красовался портрет святого. Именно святого, так как мало того, что вокруг его головы имелся нимб, так еще повыше нимба прямым современным шрифтом народный умелец начертал: «Св. Димитрий Солунский».
Работу Алеши на заводе очень ждали, собираясь поднести столичному гостю, лицу наинужнейшему. Отвечал за презент Афанасий Иванович Таратута, заместитель генерального директора по экономике, человек образованный и не чуждый искусствам, — среди его друзей числился даже один народный артист эстрады, певец, известный всей стране. Впрочем, речи о певце у нас больше совершенно не будет, так что вспомнил я его, выходит, зря, чтобы только показать свою осведомленность.
В конце рабочего дня Алешу и картину доставили в кабинет Афанасия Ивановича.
Да, чеканка впечатляла. Дарить ее было не стыдно. Но Афанасий Иванович сразу споткнулся об этого Солунского, про которого раньше слыхом не слыхивал.
— А не лучше ли с точки зрения композиции вместо Солунского изобразить здесь облако? — задал он Алеше осторожный вопрос.
— Нельзя, — ответит тот виновато. — Видите, как криво получится.
— Оставьте работу, — кивнул Афанасий Иванович. — Я подумаю.
Ни в новой, ни в старой энциклопедиях Афанасий Иванович сведений о Солунском не обнаружил. И тогда он прямо спросил заводского библиотекаря Берту Самойловну:
— Расскажите все, что вы знаете о Димитрии Солунском.
— Кажется, это церковь где-то неподалеку, — отзывчиво ответила та, подняв подбритые брови. — Я там, конечно, не была — просто однажды в трамвае спросили меня, как туда проехать. Я, конечно, не знала, но другие объяснили.
Афанасий Иванович терпеть не мог обнаруживать, тем более перед подчиненными, недостаточную осведомленность. Никого больше ни о чем не спрашивая, он заглянул в телефонный справочник на букву «ц», нашел адрес и в воскресенье сел в свою казенную машину и поехал.