Портрет второй жены (Единственная женщина)
Шрифт:
– Да, удалось наконец, – ответил Арсений. – У меня теперь в Склифе только дежурства. Жалко, знаешь, совсем бросать, все-таки операционная практика огромная. Кручусь, в общем.
Теперь Лиза видела, что он все-таки изменился за этот год. Плечи стали шире, черты лица – резче, даже излучина губ, чувственных и нежных, стала, кажется, другой. И, главное, из его взгляда исчезла та трепетность, которая когда-то сводила ее с ума. Вместо нее появилась спокойная уверенность в себе.
Лиза поняла, что не сможет объяснить ему, зачем хотела его увидеть.
– Все
Что-то встрепенулось в ней при этих словах. О чем он спрашивает, во что вглядывается в ее глазах?
– Ты о чем? – спросила она.
– Ну, все-таки ты так переживала тогда, после аборта, – спокойно объяснил он. – Конечно, и мне нервы потрепала порядком, но тебя было очень жаль.
Она не ожидала, что он скажет об этом так просто и даже равнодушно, как будто речь шла о чем-то, что произошло не с ними. Болезненное, тяжелое разочарование постепенно охватывало ее. Хотя она ведь и не знала, каким его найдет, почему бы ему не быть именно таким?
– А у тебя как дела? – спросила Лиза. – Женился, кажется?
– Да, почти, – ответил Арсений. – Не расписаны, но живем вместе.
Наверное, он ожидал, что Лиза будет расспрашивать о его жене, но ей не было до этого никакого дела. Она вглядывалась в его лицо, пытаясь найти за этой безмятежной уверенностью хотя бы следы того, что любила когда-то, – и не находила.
Лиза боялась признаться себе в том, как надеялась, что ошиблась тогда, сказав ему: «Я тебя разлюбила». Может быть, просто были расстроены нервы, вот и сказала? Но сейчас, слушая его, видя его перед собой, она понимала: ошибки не было. И надежды теперь нет – она остается наедине с этой пустотой, она одна в этом непонятном мире, и ей некуда идти, когда она выйдет на улицу.
Арсений взглянул на часы.
– Извини, я тебя задерживаю. – Лиза встала. – Действительно, довольно глупо было тебя беспокоить без дела. Не обижайся!
– Да я не обижаюсь, – улыбнулся Арсений, и лицо его на мгновение осветилось прежним светом – светом молодости. – Ты ведь всегда такая была.
– Какая? – быстро спросила Лиза.
– Чувствительная, – ответил он. – Нелегко с тобой было в эмоциональном отношении, что и говорить. Хотя, конечно, в постели тебе не было равных. Вот где чувствительность-то на пользу!
– Что ж, прощай, – сказала она. – Рада была тебя повидать.
На прощание Арсений задержал ее руку в своей, но Лиза отняла руку. Может быть, он не прочь прямо сейчас повторить с ней постельные восторги, ей-то что до этого? Выйдя из кабинета, она сразу пошла по коридору к выходу.
Коридор показался Лизе бесконечным; она ничего не видела перед собою.
«Он прав, – думала она, поскальзываясь на свежевымытом линолеуме. – Это цинично, конечно, – то, что он сказал, – но что обижаться на циничность, если это правда? Кому нужно все это – то, что он называет чувствительностью? Даже и в постели, наверное, прекрасно можно обойтись без этого – поднабраться
Она чувствовала, как все словно оледенело в ней.
«Что-то я долго иду, – подумала она машинально. – Наверное, выход прошла».
Наконец кончились палаты, и Лиза увидела справа дверь без номера.
– Вы куда, девушка? – вдруг услышала она, уже открыв эту дверь.
Лиза тут же поняла, что ошиблась – попала в палату. Она увидела широкую кровать, окруженную капельницами и приборами; кто-то лежал на кровати, накрытый по пояс одеялом; женщина сидела рядом на стуле, держа на коленях книгу.
– Извините, – сказала Лиза. – Я думала, это уже выход…
Человек, окликнувший ее у двери, тут же взял ее за руку.
– Выход дальше, – сказал он. – Здесь больной, разве непонятно? Давайте-ка я вас провожу.
Лиза посмотрела на своего неожиданного провожатого. Перед ней стоял высокий, широкоплечий мужчина, на вид лет сорока. Волосы у него были совсем светлые, как будто выгоревшие, но даже на этом фоне сразу бросалась в глаза широкая седая прядь; черты лица крупные, точно вырубленные, светлые глаза внимательно прищурены. Лизе не очень нравилась внешность такого типа – грубоватая, хотя и мужественная. А сейчас ей и вовсе было не до того.
– Спасибо, я найду, – сказала она. – Извините, что помешала.
Она уже подошла к выходу на лестницу, когда вдруг услышала женский голос:
– Девушка, девушка, постойте!
Из палаты, в которую Лиза только что вошла по ошибке, выглянула та самая женщина, что сидела у кровати с книгой.
– Девушка, можно вас на минуточку? – позвала она.
– Ты чего, Юля? – обернулся Лизин провожатый.
– Пусть она зайдет, Сережа, – потребовала та.
Лиза вернулась обратно к двери, женщина тут же схватила ее за руку и втащила в палату.
– Девушка, вы здесь работаете? – торопливо спросила она.
Несмотря на погруженность в свои мысли, Лиза едва не ахнула. Перед ней стояла настоящая красавица! Высокая, длинноногая, такая стройная, что даже не верилось – неужели обыкновенная женщина, которая запросто останавливает тебя чуть ли не на улице, может быть так сложена? У нее были светло-каштановые волосы с рыжинкой, небрежно сколотые на затылке, с выбивающимися отовсюду прядями и завитками. Но Лизу трудно было обмануть этим мнимым беспорядком в прическе. Она прекрасно помнила, что говорил когда-то Неретинский, хозяин салона «Царица Мэб», о продуманной небрежности!
И лицо у красавицы было такое ухоженное, и большие золотисто-карие глаза подведены так умело, что это было почти незаметно, и пахло от нее не просто духами, а очень тонкими и дорогими духами… Не бывает всего этого, если женщина не думает о своей внешности.
Она была в короткой юбке, открывающей ноги в золотистых чулках, длинный темно-сиреневый свитер обрисовывал бедра.
– Нет, я просто зашла с врачом поговорить, – ответила Лиза.
– Ах, как жаль! – воскликнула женщина. – Что же мне делать?